Из поколения в поколение передавалась ленинградскими болельщиками жуткая легенда о «великом побоище», произошедшем между тысячами пьяных зрителей и милицией после футбольного матча на стадионе имени Кирова в пятьдесят каком-то году. Рассказывали, будто с озверевшей толпой не могли справиться ни милиция, ни прибывшие на подмогу курсанты и солдаты, ни моряки, кромсавшие всех без разбору тяжелыми бляхами форменных ремней. Конец битве смогли положить только пожарные с помощью брандспойтов. Произошло же это 50 лет назад, 14 мая 1957 года после матча «Зенита» с московским «Торпедо».
Был месяц май
В Советском Союзе беспорядки на стадионах происходили часто. Конечно, их тщательно замалчивали, так же как катастрофы или межнациональные конфликты. Ленинградский футбольный бунт 1957 года не исключение: подобное происходило в Киеве, Тбилиси, Ереване, Донецке, Баку, Кутаиси и Ланчхути, Фергане и Намангане.
Восстановить картину событий по доступным источникам невозможно. Только 3 июня в «Ленинградской правде» была опубликована заметка «В прокуратуре города Ленинграда»: «14 мая сего года на стадионе имени С. М. Кирова после футбольного матча между командами «Зенит» (Л) – «Торпедо» (М) группа хулиганов, находившихся в нетрезвом виде, сначала на трибунах, а позже на поле стадиона устроила скандал. Присутствовавшим на стадионе работникам милиции и ряду граждан, пытавшимся восстановить порядок, хулиганы оказали сопротивление, причинив некоторым из них телесные повреждения.
В связи с этим арестованы и привлекаются к ответственности: нигде не работающие Краснов, Матюшкин, Клау, шофер завода «Знамя труда» Каюков, работник завода «Севкабель» Дорофеев, работник артели имени Третьей пятилетки Ниелов и другие – всего 16 человек. Дело для рассмотрения передано Прокуратурой в Ленинградский городской суд».
Уже 18 июня «Ленинградская правда» в рубрике «Из зала суда» извещает: «Хулиганы наказаны». «Как уже сообщалось, группа хулиганов, бесчинствовавших на стадионе имени С. М. Кирова во время футбольного матча 14 мая с. г., была арестована. На днях Городской суд рассмотрел дело по обвинению Гаранина, Александрова, Клау и других – всего 16 человек – в хулиганстве. Суд приговорил Ю. Гаранина к 8 годам лишения свободы, В. Клау, П. Павлова, А. Петрова – к 7 годам, В. Александрова – к 6 годам. Остальные подсудимые приговорены к разным срокам лишения свободы». Заметка была перепечатана другими ленинградскими газетами и «Советским спортом». Больше в печати на эту тему ни слова.
Особо опасны
В архиве Городского суда «Дело 14 мая 1957 года», составлявшее десятки томов, за давностью лет не сохранилось, лишь приговор на 17 машинописных страницах. Вот цитата из этого документа (орфография и стиль сохранены):
«За 5–10 минут до конца игры с одной из трибун на поле стадиона выбежал находившийся в нетрезвом состоянии подсудимый КАЮКОВ, который снял с себя пиджак, стал нецензурно ругать вратаря «Зенита» Фарыкина и пытался встать в ворота.
Когда игра была закончена и футболисты обеих команд покидали поле, а КАЮКОВ был уведен работниками милиции в пикет, большая группа зрителей, прорвав заслон милиционеров, ворвалась на поле стадиона и стала бутылками и другими предметами, в том числе совками, ломами, обрезками водопроводных труб, облицовочными плитками, камнями избивать милиционеров и приехавших для наведения порядка курсантов.
Находившиеся в это время на секторах стадиона хулиганствующие лица из числа зрителей выкриками подбадривали толпу на поле, призывая к нападениям на милиционеров и курсантов. Такие же выкрики «Бей милицию», «Бей гадов» раздавались и в толпе, находившейся на поле стадиона. Наиболее активно в этом отношении действовал подсудимый Гаранин, который кричал «Бей милицию», «Бей футболистов», «Делай вторую Венгрию».
В результате преступных действий хулиганов и, в частности, лиц, преданных суду по настоящему делу, 107 милиционерам, военнослужащим и другим гражданам были причинены тяжкие и легкие телесные повреждения и причинен материальный ущерб стадиону на сумму 13 236 рублей.
Совершенные действия подсудимыми представляют особую опасность для нашего Советского государства и общественного порядка».
Сидели «ни за что»
В свое время удалось найти троих осужденных. Реакция каждого на звонок была примерно одинаковой: «Могу, конечно, рассказать, но кому это надо?»
Судили их, как говорится, «ни за что». Вот рассказ ныне покойного Виталия Клау: «Каюкова скрутили двое милиционеров. Когда вели по беговой дорожке, он начал вырываться, с одного фуражку сбил. Ему стали руки заламывать, за волосы схватили. Он заорал матом и «Помогите!». С трибун стали кричать милиционерам, чтобы не мучили человека, те в ответ нагрубили – тогда народ на поле и рванул. Милиции было мало, и толпа быстро загнала их в тоннель. Не было никаких организаторов, все стихийно произошло. Просто много было пьяных – тогда спиртное продавали прямо на стадионе. Милицию же очень не любили – она часто людей лупцевала почем зря. А тут еще как раз на заводах подписывали на очередной госзаем – хочешь не хочешь, а на ползарплаты подпишись. Озлоблен был народ...
Потом все само собой утихло, люди стали расходиться, я тоже пошел к трамвайному кольцу. И тут появились грузовики с конвойным полком МВД. Стали всех подряд хватать. Меня отвезли в ДПЗ (Дом предварительного заключения) возле Дворцовой площади, там во дворе всех избили. На допросах тоже избивали. Нам всем хотели сперва оформить «контрреволюцию»: мол, устроили на стадионе мятеж вроде венгерского (имеется в виду антикоммунистическое восстание в Венгрии 1956 года. – «Спорт»). Но потом Хрущев сказал, что в СССР политзаключенных нет, и нам статью заменили на «хулиганство». Я не думал, что так много дадут – 7 лет. Надеялся, получу от силы года три. Сидел под Златоустом. В декабре 1959-го приехала в лагерь комиссия с правами Верховного суда. Меня освободили, сняли судимость и разрешили вернуться в Ленинград» (так были амнистированы, но не реабилитированы все осужденные по этому делу. – «Спорт»).
А вот что вспомнил Борис Ниелов: «Я пришел на стадион с приятелями. Был на протезе – у меня с 42-го ноги нет до колена. Когда началась драка, мы встали и спокойно пошли со стадиона. Я натер ногу протезом и присел отдохнуть у памятника Кирову. Вдруг подъезжает машина, выскакивают два милиционера, хватают меня и тащат. Один кричит старшему: «Да он же на протезе!» А тот отвечает: «Все равно, они тут все зачинщики». Швырнули в машину с такой силой, что я сознание потерял. Перед допросом следователь Носков комсомольцам-бригадмильцам Банкову и Брискеру продиктовал их показания, будто бы они видели, как я дрался дубиной с курсантами. Я как услышал, у меня волосы дыбом встали!
Допросили всего один раз, после чего перевели в «Кресты». Я сразу понял, что нас всех посадят, даже если не будет никаких доказательств. Охранники, сволочи, все шутили, что скоро нас будут «пукать», то есть расстреливать. На суде обвинительное заключение изменили: поняли, наверное, что глупо инвалида обвинять в хулиганстве. Дали четыре года за подстрекательство».
Стадион – островок свободы
Компетентные органы «сшили белыми нитками» (опыт-то у них в этом был накоплен огромный) дело, которое могло стать очередным «ленинградским». Но времена все же изменились, и политический, «венгерский» мотив главным не стал. Массовые уличные беспорядки в СССР в 1950–1960-х не были редкостью. Они происходили в самых разных городах – Новочеркасске, Тбилиси, Подольске, Бийске, Краснодаре, Муроме, Сумгаите, Кривом Роге, Фрунзе, Чимкенте, Орджоникидзе. Начиналось обычно все так же, как в Ленинграде 14 мая 1957-го – с милицейского произвола, возмущавшего народ. Страшно подумать, что могло бы произойти, находись стадион имени Кирова ближе к городским кварталам!
В СССР, как заметил тонкий ценитель футбола и страстный болельщик великий композитор Дмитрий Шостакович, стадион был едва ли не единственным местом, где можно было громко говорить правду о том, что видишь. Люди на трибунах жадно глотали свободу и забывали, что за оградой спортивных арен действуют «нормы соцзаконности».
Oткровенно
Очень страшно было
Вот что вспоминали об этом матче его участники, бывшие футболисты, в будущем знаменитые тренеры, уже ушедший из жизни зенитовец Юрий Андреевич Морозов и торпедовец Валентин Козьмич Иванов.
Юрий Морозов: «Тот матч мне запомнился на всю жизнь. Играли мы, конечно, безобразно. А может, «Торпедо» выглядело блестяще. Я тогда правого полузащитника играл, держал Валю Иванова. Ничего у меня не получилось. Валя нам два мяча положил. Да и вообще, торпедовцы делали что хотели.
Началось все минуты за две-три до конца. Выходит на поле человек и выводит из ворот Володю Фарыкина. А сам снимает пиджак и становится на его место. Милиционеры, конечно, его прозевали. Потом опомнились, скрутили ему руки и потащили на выход. Зрители и так были возбуждены, а тут совсем обезумели. Я такого никогда не видел, тем более в Ленинграде. Бутылки на поле водопадом посыпались. Мы все – игроки, тренеры, судьи – едва успели в тоннеле скрыться.
Едва вошли в раздевалку – никто, по-моему, даже грязных гетр не успел снять, – вбегает кто-то из администрации: «Ребята, там такое началось! Быстро отсюда в соседний корпус на второй этаж!» Мы бегом туда. К окнам прильнули – глазам не поверили: огромная толпа штурмует ворота, отделяющие внутренний дворик стадиона от площади. Ломились во дворик с двух сторон. Но со стороны тоннеля ворота металлические были, наглухо закрытые. А вот как они с площади не ворвались, до сих пор не пойму. Толпа озверела, и если бы добрались они до нас или торпедовцев (те в другом корпусе забаррикадировались, тоже на втором этаже), наверное, не пощадили бы никого. Честно говоря, очень страшно было.
Автобусы – и наш, и торпедовский – во дворе стояли. Что с ними сотворили! С открытой галереи над корпусами сбрасывали декоративные металлические вазы, каждая кило по 150–200. Хорошо, никого не раздавили. У многих были ломы, грабли, лопаты – разграбили склад хозяйственного инвентаря. Раненых было много. Помню, одного капитана первого ранга здорово покалечили. Пытались его вывезти на скорой помощи, так толпа втолкнула машину обратно во двор.
Затихать волнения стали только к полуночи, когда у ворот осталось несколько сот самых возбужденных болельщиков. Их милиция оттеснила, и только тогда и мы, и торпедовцы смогли покинуть стадион. Ни у кого из нас, футболистов, случившееся в голове не укладывалось: Ленинград всегда считался городом культурным. Наверное, совпали наша плохая игра и общая озлобленность народа: как раз отменили выигрыши по облигациям госзайма, на которые люди всю войну подписывались».
Валентину Иванову 14 мая 1957 года тоже запомнилось на всю жизнь:
«Когда в самом конце встречи на поле высыпали болельщики, мы бегом бросились в раздевалку. Едва мы очутились внутри, как в окна со всех сторон полетели разные предметы. Пришлось всей команде ничком укладываться на пол между оконными проемами. Лежали довольно долго, пока обстановка немного не остыла. Со стадиона уехали лишь часа через полтора после матча. Не помню, сопровождал ли нас какой-то эскорт, но до вокзала добрались без происшествий. В те времена о подобных скандалах старались умалчивать. Может, поэтому до последнего времени мало кто знал, что нам, игрокам и тренерам, из-за футбола приходилось иногда рисковать собственной жизнью».