Бывший врач «Зенита» Михаил Гришин: Адвокат посмотрел на меня и сказал: «Док, для меня следующей игры может и не быть» Гость на выходные

Главный врач, начавший работать в команде в далеком 1992 году и прошедший все этапы ее становления — от нищеты начала девяностых до громких побед нулевых, рассказал, кому делал компрессы с виски, как использовал гипс не по назначению и почему не стал запрещать окурки по призыву Петржелы.

Жертва ради колена Дмитриева

Михаил Юрьевич — настоящая легенда «Зенита». В начале нашей встречи он с интересом листал на мобильном и показывал мне фотографии девяностых.

— Смотрите, вот здесь мы на турнире памяти Джавахарлала Неру в Индии (в 1995 году. — «Спорт День за Днем»), вот с Володей Куликом, вот Пал Федорыч Садырин, а тут мы в зеленой форме, такой у «Зенита» не было никогда на моей памяти.

— А вы футболом в детстве увлекались?
— Родители работали тренерами по легкой атлетике, и мой спортивный путь был предопределен. Я пять раз в неделю занимался легкой атлетикой. Серьезно в футбол не играл, но очень его любил. Когда в 1984 году поступал в академию, у нас разговоры были только о том, кто и как сыграл. Ходил я и в СКК на один из последних чемпионских матчей с «Шахтером».

— Вернемся на 25 лет назад, когда вы попали в «Зенит»…
— Я тогда служил в Военно-медицинской академии в батальоне обеспечения учебного процесса в Красном Селе. Моя мама работала когда-то вместе с тренером вратарей «Зенита» Алексеем Поликановым. Он прекрасно меня знал, мое отношение к спорту и медицине. И как-то спросил у матери, не хочу ли я поработать врачом в команде. Я, конечно, сначала не поверил, переспрашивал: «В детско-юношеской команде?». Оказалось, в основной. Приехал, поговорил с Вячеславом Мельниковым. Сказали: «Приступай». Времена были непростые — в стране была разруха, в армии тоже. Мне удалось убедить свое руководство, что такой шанс может представиться один раз в жизни. Написал рапорт и, еще будучи военным, приступил к работе с командой. Так все и началось.

— Какой вы нашли спортивную медицину в начале девяностых?
— Конечно, тогда все упиралось в материально-техническое обеспечение. Был минимум медикаментов, минимум физиотерапевтической аппаратуры. Все доставалось с огромным трудом. Но мы тогда и не знали, что может быть по-другому.

— Какие процедуры тогда были основными для восстановления игроков?
— Был аппарат УВЧ, амплипульс, электрофорез. Компрессы делали. Помню, был случай интересный. Ехали в Финляндию на сбор с Садыриным. Как полагается, купили себе бутылочку виски на выходной день. Приезжаем на место, а у Сережи Дмитриева заболело колено от нагрузки. Что делать? Пришлось пожертвовать спиртное на компрессы для Дмитриева.

— Чего не сделаешь ради здоровья.
— Это точно. А знаете, как мы использовали обычные марлевые бинты?

— Не представляю.
— В качестве фиксации для голеностопа. Это то, что сейчас называется тейпированием. Нам приходилось такой бинт стирать по два-три раза. И только когда он совсем растягивался и терял форму, выбрасывали. Это, конечно, говорит об уровне финансирования медицины в то время.

— Самый близкий контакт из всех тренеров, с кем удалось поработать в «Зените»?
— Садырин! Как и любой главный тренер, он был харизматичен. И то, как он бросился спасать мальчика в Удельном пруду, — тому подтверждение. Мы тогда на финальном этапе с массажистом Валерой Редкобородовым парня откачали. И я прекрасно помню, как Садырин нырял за мальчиком несколько раз. А когда Пал Федорыч наконец вытащил утопающего и передал его нам, сам с большим трудом поплелся пешком на базу, еле перебирая ногами.

— О Садырине говорили — «рубаха-парень».
— Эмоции же у Садырина проявлялись во всем, он радовался как ребенок, вытаскивая щуку из реки, и так же огорчался, когда она срывалась. А на сборе в Финляндии мы с Редкобородовым как-то в выходной день решили порыбачить, встали в четыре утра, сидим на берегу. Смотрим, Пал Федорыч идет, в лодку садится и плывет на прикормленное место метрах в двухстах от нас. Тут у нас начинается поклевка, удочка изгибается в дугу, чувствуем, рыба большая, нужен подсак. А он у Садырина, который только расположился и прикормил. «Пал Федорыч! Валерка щуку поймал. Подсак нужен!» — кричим.

— А он?
— «Да и хрен с вами!» — закипает и ловит дальше. Время идет, рыба мечется на крючке, и в итоге ворчащий Садырин, видя все это, не выдерживает, пригребает к нам, складывая все маты, и дает подсак. Попался трехкилограммовый налим, которого мы благополучно вечером закоптили.

— Садырина футболисты боялись меньше Морозова?
— Конечно, они совсем разные были тренеры. Пал Федорыч тоже мог строго потребовать, понимал, когда это нужно делать. Футболисты боялись подвести Садырина.

Поповича можно было остановить только наручниками

— Изменилось ли отношение футболистов к врачам за последнее время?
— Не могу сказать, что ко мне когда-то легкомысленно, пренебрежительно или с недоверием относились. Но сейчас у футболистов в силу роста зарплат, роста профессионализма клуба совершенно другое отношение к своему здоровью и восстановлению. Сейчас, если футболист имеет хоть малейшую возможность не пропустить игру, он приложит максимум усилий, чтобы ее не пропустить. Тот факт, что теперь уже из игроков практически никто не курит, говорит о многом. В девяностые и курили, и выпивали.

— Китайский врач Лю, работавший в «Спартаке», рассказывал о своих нетрадиционных методах лечения. Как вы относитесь к ним?
— Вся жизнь в медицине — это обучение, поиск каких-то вариантов. У меня же даже диссертация была на тему повышения физической работоспособности футболистов высшей квалификации. Конечно, есть определенные методы (не допинг), но так, чтобы в перерыве дать таблетку футболисту и вся усталость ушла, — это не к нам. Основа — правильная подготовка с коррекцией с помощью разрешенных препаратов.

— Какие-то конкретные предложения или советы по нетрадиционной медицине вы получали?
— Было необычное предложение — проводить тренировки в ночное время. Основывалось это на том, что если футболисты будут хорошо видеть в темноте, то при дневном свете включатся какие-то механизмы, которые помогают игрокам улучшать свои качества.

— Пытались предложить кому-то из тренеров?
— Не решился я сделать такое предложение Анатолию Бышовцу. Это было при нем, если мне не изменяет память.

— Как вам, кстати, работалось с Анатолием Федоровичем?
— Интересный и начитанный человек. От него ждешь всегда какого-то подвоха, комментарий или цитату. Запомнилась наша первая встреча на базе в его кабинете.

— Интересно.
— Захожу к нему, а Анатолий Федорович говорит: «Я знаю, что вы человек Садырина. Ну работайте, работайте. Посмотрим, посмотрим…» Но я о нем ничего плохого сказать не могу. Тренировки, кстати, у Бышовца были длинные, он в буквальном смысле брал игроков за руки и водил по полю, объясняя, что надо сделать.

— По медицинской части с вами советовался?
— Конечно (смеется). Как-то Бышовец заходит к нам: «Ребят, а гипс у вас есть?» — «Есть. А зачем вам гипс, Анатолий Федорович?»

— И правда, зачем?
— «Да окна надо в квартире замазать», — отвечает. Мы, конечно, посмотрели на него с недоумением, но он нас убедил, что каждый год у себя так делает! Приехали к нему в квартиру напротив Летнего сада, окна метра три высотой! Работали долго, материала ушло много (смеется). Это был первый и последний раз, когда я таким образом использовал гипс.

— Запрет на дальнейшее выступление за «Зенит» Геннадию Поповичу вы выписывали?
— Пришлось. Я его за руку водил в Институт гематологии, в областную больницу. Потом он в Швейцарию ездил с кардиологом из областной больницы. После второго случая (сначала у Гены был инфаркт легких) уже вопрос даже не стоял, будет он играть или нет. Важно было минимизировать последствия инфаркта. Мы, затаив дыхание, ждали результатов ПЭТ (позиционно-эмиссионная томография. — «Спорт день за Днем»). У него в зоне инфаркта были «живые участки», но вопрос о продолжении игры на профессиональном уровне уже не стоял.

— Но на любительском уровне он все-таки продолжил.
— Это был его выбор. Как можно было его остановить? Наручниками? Не мог он без футбола жить.

— Были ли в вашей практике случаи, когда игроки с помощью врачей пытались увиливать от тренировок и игр?
— Не могу обвинять своих пациентов в симуляции. Когда игрок жалуется, мы относимся к нему как к пациенту. Часто бывает наоборот. Я могу рассказать интересный случай. В 1993 году мы ехали в Болгарию. Прилетели в Софию, оттуда автобусом в Варну. Ехали через горный перевал, который засыпало снегом. Техника работала, из-за этого ехали долго. В одну из пауз непоседливый футболист выбежал на улицу с криком: «Дайте мне мяч, я хочу играть». Приезжаем на сбор, у него перед первой тренировкой температура. Один из тренеров решил «помочь» своим методом — на всю ночь намазал его финалгоном.

— Жестоко.
— Естественно, на следующий день температура стала еще больше — уже 39. Полечили два-три дня антибиотиками, температура чуть спала, но после ангины организму требуется больше времени на восстановление, чем при обычном ОРЗ. В общем, добро я на занятие не давал. Приезжаем с вечерней тренировки, видим картину: наш пациент лежит в кровати в бутсах, форме и… с запахом алкоголя. Потом тренер, при полном моем несогласии, все-таки начал привлекать его к тренировкам, что впоследствии привело к аритмии. И лечили мы его еще долго.

— Самый мужественный футболист, который вам встречался?
— Их очень много, вам не хватит газетного разворота, чтобы всех перечислить. В девяностые вообще все бойцами были. Там если ногу убрал, в перерыве мог и от своих получить.

— Выходили на поле игроки с тяжелыми травмами?
— С тяжелыми травмами невозможно играть в футбол.

— Хорошо, тогда с неприятными.
— Толя Давыдов как-то жаловался во время игры на камушек в бутсе, что-то мешало ему. Так и отбегал всю игру, а после матча поехали на рентген. Оказалось — перелом мизинца.

— А были те, кто боялся процедур, несмотря на бесстрашие на поле?
— Не то чтобы боялись. Но вот, например, был футболист, который терял сознание, когда у него брали кровь из вены. Вопрос решился легко: следующий раз кровь у него брали в положении лежа.

Морозов так и говорил: «Кержаков же кряжистый!»

— Юрий Морозов свой суровый нрав показывал не только в отношении игроков?
— С ним у нас возникали споры по поводу употребления жидкости во время тренировок и после них.

— Как вы переубеждали тренера?
— Мне приходилось изучать литературу, причем не только американскую. Я нашел для него выдержки из работ советского специалиста по питанию Годика (полагая, что его мнению он будет доверять больше), где указывалось, когда и сколько спортсмену можно пить. Морозов же считал, что чем меньше игрок пьет, тем меньше у него вес.

— Кстати, как боролись с лишним весом у футболистов?
— Раньше же не было возможности точно определить процент жира в организме, и использовали простые формулы — рост минус вес, например). А Юрий Андреевич ввел «коэффициент кряжистости». У Быстрова и Кержакова был одинаковый рост, но разный вес, к примеру. И вставал вопрос: это Володя недобирает, или Саша перебирает? Морозов так и говорил: «Кержаков же кряжистый!»

— Властимил Петржела был первым иностранным тренером «Зенита» в истории. Какое у него было отношение к медицинскому штабу?
— Властимил очень уважительно относился к врачам, всегда прислушивался к их мнению. Подход у него был европейский, он говорил, что доктор для него — это второй человек в команде.

— Как это проявлялось?
— Например, где-то в середине одного из предсезонных сборов я подошел к нему со списком игроков в группе риска, которые при такой нагрузке рисковали получить травмы. Он без раздумий отменил вторую или третью тренировку, заменив ее бассейном.

— Акцент Петржелы надолго запомнился в Петербурге…
— Знаете, мне больше запомнился русский язык Боровички. Он как-то зашел в магазин и говорит продавщице: «Дайте мне сиськи». Та была, конечно, обескуражена, но после неловкой паузы поняла, что имелись в виду обычные сосиски. А у Петржелы при обсуждении меню как-то вырвалось: «Окурки больше не даем!» Думаю: какие еще окурки?

— Явно не сигареты!
— Оказалось, огурцы!

Спаллетти возил команду на запрещенный футбол

— Адвокат — первый европейский топ-тренер, с которым вы столкнулись.
— И сразу почувствовал разницу. Все-таки последние месяцы при Петржеле команда была несколько расслаблена. А тут сразу дисциплина встала на первое место, тренерский штаб часто встречался с медиками и подробно обсуждал здоровье игроков. При Адвокате работалось комфортно. Все-таки когда есть дисциплина, то и врачам проще работать.

— Самое яркое воспоминание о работе с Адвокатом?
— Помню, был матч Лиги чемпионов, команда ведет с крупным счетом, и Адвокат подзывает молодого игрока (по-моему, Канунникова). Тот разминается, и тут наши забивают еще один гол. Главный дает отмашку — отменяет замену. Я смотрю в глаза игрока, который чуть не плачет. Говорю: «Дик, пожалей парня, для него это будет событие в жизни». Адвокат посмотрел на меня и отменил свое решение.

— Бывало, что Адвокат мог вас не послушать?
— Был тяжелый период для команды, а впереди игра на выезде. У Фатиха Текке болела спина. Говорю: «Дик, Фатих только восстановился, пускай эту игру пропустит, есть вероятность, что получит травму. На следующей неделе будет уже в строю». Адвокат посмотрел на меня и сказал: «Док, для меня следующей игры может и не быть». Текке все-таки сыграл и в итоге получил травму задней поверхности бедра. Но ведь наше дело все равно предупредить тренера о последствиях.

— Спаллетти — типичный итальянец?
— Да. Лучано — позер и артист, со своей харизмой. Придумывал для игроков необычные тимбилдинги. Мог, например, свозить команду на флорентийский футбол — жесткий вид спорта, в котором присутствуют помимо футбола бокс и борьба. Его пытались даже запретить. Но я могу сказать, что это футбол настоящих мужчин. Спаллетти часто водил команду в ресторан, дарил футболистам подарки, старался создать семейную атмосферу.

— Халк поражал своими антропометрическими данными?
— Да. В этом плане тяжелее всего было массажистам. Перед тем как делать процедуру, приходилось проводить ударно-волновую терапию. Обычно это делают для лечебных целей, например при спазмах. А в случае с Халком это была необходимость, потому что только после этого массажист мог его размять.

— Подверженность футболиста травмам — это особенность организма или совпадение?
— Понятие «хрустальный» есть, но в него вкладывается не только медицина, к примеру, но и еще манера игры, которая бывает чрезмерно опасной для самого футболиста. Естественно, у многих игроков есть слабые места, на которые надо делать упор при профилактических упражнениях.

— Шарлатанов в спортивной медицине много встречали?
— Достаточно. Приходили к нам на базу с различными предложениями. Один товарищ говорил, что всех может вылечить, всех видит, как рент ген. К футболистам мы его не допустили, конечно. Попробовали на массажисте. Ладонями поводил, спрашивает: «Чувствуете мое тепло? Это я вас сейчас лечу». Мы посмеялись…

— Сталкивались ли вы с нелепыми бытовыми травмами?
— Дальневосточный выезд. Первую игру в Находке проигрываем. На утро собираемся на вторую игру во Владивосток, а у одного из футболистов рваная рана на груди. Ну, думаем, тяжелая игра была. Пришлось зашивать.

— Как же он умудрился?
— Рассказывал, что трое мужиков ночью напали, ножом пырнули. Но, как вскоре выяснилось, дело было в другом: футболист купил четыре бутылки шампанского, две нес в руках, а две положил за пазуху. Так получилось, что упал прямо на живот, порезав себе грудь.

— С бандитами в девяностые сталкивались?
— Да было, конечно. Помню, играем в Набережных Челнах. Шесть утра. В номер заходят парни в кожаных куртках. «Ты кто?» — «Врач», — отвечаю. «Врач? Ну ладно». К Юре Окрошидзе заходили: «Ты вратарь, да? Чтоб сегодня пропустил!» Кулику: «А ты нападающий? Чтоб сегодня не забил!» Впечатление это производило, но на поле ребята все забывали. В то время в Челнах было тяжело играть и по футбольным причинам, и по околофутбольным.

— Была же еще история с фанатами «Зенита» в Махачкале…
— Да. Тогда я потратил почти весь свой перевязочный материал, который взял на выезд. Фанатов закидали камнями болельщики хозяев, и мне пришлось оказывать им первую медицинскую помощь.

Кроме денег должен быть еще интерес к работе

— Расставание с родным «Зенитом» — это ваше решение?
— Это не мое решение, просто так сложились обстоятельства. Я, конечно, не хотел покидать команду, в которой проработал всю свою сознательную жизнь.

— Обид на клуб не осталось?
— Так получилось, что у клуба в этой ситуации просто не было никакого выбора, мне сделали предложение: перейти в баскетбол либо принять решение об уходе. Но я всю жизнь провел в футболе, мне это интересно, чувствую в себе достаточно сил, энергии, опыта и знаний, чтобы продолжить работу в футболе.

— Почему вы отказались от работы в баскетболе?
— Мне было предложено стать координатором медицинских служб баскетбольных команд. В баскетбольной команде «Зенит» работает замечательный врач Гамзат Омаров, всю жизнь провел в этом виде спорта и знает свое дело. Наверное, я чем-то смог бы ему помочь, но как-то сильно влезать в его работу не очень хотел. А особо больших перспектив в плане развития на должности координатора не видел. Ведь кроме материальной и финансовой стороны должен еще быть и интерес к работе.

— Сейчас есть какие-то предложения?
— Предварительные разговоры уже были, но мое расставание с «Зенитом» произошло, когда все медицинские штабы в командах сформированы, люди уже работают. Возможно, при определенных изменениях в других командах появится вакансия.

— Вы рассматриваете предложения от команд премьер-лиги?
— Да, но, к сожалению, уже не петербургских. Поэтому заранее прошу прощения у болельщиков из Санкт-Петербурга.

Личное дело

Михаил Гришин

Родился 3 января 1966 года в Ленинграде.

В 1984-м с отличием окончил Техникум физической культуры и спорта. В 1990-м — Военно-медицинскую академию.

Кандидат медицинских наук

В «Зените» работал с 1992 по июль 2017 года.

Использованы фото: ФК «Зенит»; «Спорт День за Днем» (Игорь Озерский)

Оцените материал:

- 1 36 +

Поделиться:

Подписывайтесь на наш канал в Яндекс.Дзен