Одному из лучших отечественных тренеров, человеку, которого боготворят болельщики «Зенита» и ЦСКА, 18 сентября исполнилось бы всего 65. Сегодня «Спорт» вспоминает, каким был Павел Садырин по характеру, как общался с коллегами, болельщиками и журналистами.
Уже начинают забывать?
Cтоличная спортивная газета в конце каждого месяца публикует рубрику под названием «Красный уголок. Дни рождения». Текущий сентябрь не стал исключением. И вместе с родившимися в первом осеннем месяце Борисом Аркадьевым, Гельмутом Шеном, Францем Беккенбауэром, Йоханом Неескенсом, Марселем Десайи, Игорем Белановым, Фабио Каннаваро и Франческо Тотти в вышеупомянутом «уголке» были названы и такие асы мирового футбола, как игроки «Локомотива» (вернее, нынешней скамейки запасных «Локомотива») и сборной Узбекистана Олег Пашинин и Владимир Маминов, а также давно исчезнувший, несмотря на свои 32 года, из большой игры экс-армеец Андрей Соломатин.
Нисколько не умаляю заслуг перед российским футболом Пашинина, Маминова и Соломатина. В конце концов, все трое становились чемпионами России. Покоробило совсем другое. Под рубрику «родился 18 сентября», по мнению коллег, оказывается, подходит только защитник сборной Англии Сол Кэмпбелл! Про появившегося в этот же сентябрьский день в военном 1942 году на свет двукратного чемпиона Союза Павла Садырина – ни слова!
И дело тут вовсе не в пресловутом делении сотрудниками издания понятия «российский футбол» на «Москву и все остальное». Ведь один из двух своих титулов чемпиона СССР один из лучших отечественных тренеров добывал как раз в столице – для ЦСКА. Просто человеческая память, что уж тут скрывать, частенько бывает слишком коротка. Да и на трибунах «Петровского» люди, не знающие, кто такой Павел Садырин, к сожалению, уже встречаются. Подростки, разумеется. Ведь Павел Федорович ушел из жизни шесть лет назад. А ему могло исполниться 65. Всего 65…
Был горяч, но отходчив
О том, как Садырин выигрывал оба своих золота, зенитовское и армейское, сказано, написано и снято предостаточно. Куда более скупо до сих пор, хотя минуло уже тринадцать с лишним лет, болельщикам преподана нашумевшая история попытки сместить Садырина с поста главного тренера сборной России перед поездкой на чемпионат мира в США. История, признаться, была крайне некрасивая. А кое-кому из закулисных инициаторов «бунта игроков» воздается судьбой как раз в наши дни. Вот только скольких лет жизни стоил тот скандал самому Садырину?!
Но вспомнить хочется сегодня другое. То, каким уникальным по своей человеческой природе тренером был Пал Федорыч, как его когда-то называл весь Ленинград. Да и Санкт-Петербург – в середине 1990-x… Более импульсивного, живого и непосредственного в работе, общении, восприятии самой жизни специалиста в нашем футболе трудновато будет сыскать и сегодня.
Автор этих строк сполна испытал эту фирменную садыринскую непосредственность на себе. В ходе очередного предсезонного интервью я заранее знал, что именно последует за репликой главного тренера «Зенита»: «Тема селекции – не для прессы» – и иронического ответа: «Да у вас, Пал Федорыч, новичков и нет никого». Мгновенно, в секунду (!), Садырина буквально распирало от возмущения: «Это у меня никого нет?!» После чего оставалось лишь записывать в блокнот фамилии новичков – и потом, разумеется, согласовывать с уже успокоившимся Садыриным, какую информацию все же можно давать в газету, а какую придержать…
Набирая телефонный номер его квартиры на Московском проспекте, 73 или связываясь по сотовому, следовало быть ежеминутно готовым к тому, что Пал Федорычу не понравится один из вопросов относительно «Зенита» (селекции ли, игры как таковой или просто планов на ближайший матч – не столь важно). И он, предварительно красочно прокомментировав свое отношение к «разнюхивающей» прессе, просто-напросто закончит разговор. Но вот отключать мобильник ни в коем случае не следовало. Как правило, Садырин потом, остыв, перезванивал. И как ни в чем не бывало уточнял: «Так что ты там у меня спрашивал?» Другой титан питерского футбола Юрий Морозов в подобных случаях, вскипев, просто посылал по матушке и швырял телефонную трубку на рычаг. И уж, конечно, никогда потом не извинялся перед журналистом. Садырин был способен и на это.
Фальши не терпел
…Никогда не забуду его сбивчивого монолога в разгар чемпионата России 1996 года. «Ты опять с нами собираешься (имелся в виду вылет журналиста с зенитовской командой на очередной гостевой матч)? Слушай, давай не в этот раз. Не о чем тебе там (далее назывался город) писать будет…» Пауз и вздохов во время столь краткой речи было с избытком. И ни о какой игре на публику говорить не приходилось. Садырину действительно было крайне неудобно говорить на эту тему. Он понимал, что его собеседник тоже понимает – команда не выиграет предстоящий матч. И даже вничью не сыграет.
Подобный разговор в том 1996-м повторился дважды, и оба раза Садырин – что было ему абсолютно несвойственно – смотрел куда-то в сторону. И комкал фразы. Пал Федорыча при всем желании нельзя было отнести к виртуозам словесного искусства (да и Гете он отродясь не цитировал). Но говорил Садырин всегда очень уверенно и бойко. А тут – такой казус… Ни в коем случае не берусь быть судьей замечательному, но порой чрезмерно доверчивому и мнительному тренеру. Да и о том, сколько в том пресловутом 96-м у него было «преданных советчиков» над душою, помню прекрасно. Знаю лишь, что околофутбольные темы Садырину всегда были неприятны. Фальшивить он терпеть не мог!
Хотя разговорился тренер на эту тему всего однажды (имею в виду, естественно, общение с автором этих строк). Когда спустя лет пять после американского мундиаля (Павел Федорович тогда ненадолго возглавил выступавший в первой лиге казанский «Рубин» и приехал в родной ему Питер играть с местным «Локомотивом» – была такая команда, если кто забыл, не только в Москве) с печалью в голосе поведал о том, как ему пришлось по наказу свыше в последний момент перекраивать состав сборной и, «отцепляя» ничего не подозревавших игроков, объявлять им об этом.
«Пашка – душа нараспашку». Не помню, кто именно из ветеранов российского футбола сказал эту фразу про Павла Садырина. Но лучше сформулировать, по-моему, невозможно.