Россияне Екатерина Боброва и Дмитрий Соловьев, вернувшиеся на чемпионаты мира после неприятностей, связанных с мельдонием, раскритиковали оценки, которые поставили им судьи за короткий танец в Хельсинки, где проходит мировое первенство. Наша пара после первого дня оказалась на восьмом месте, отстав от лидеров, канадцев Тессы Виртью и Скотта Мойера, на девять баллов.
Будем придираться к себе еще больше
— Немного обидно, — сказала Екатерина по горячим следам. — Мы много тренируемся, стараемся, выходим на соревнованиях на старт, видим оценки судей, начинаем работать над ошибками, чтобы они не повторялись. Сейчас же откатались хорошо. Это чувствовали мы. Так же сказали тренеры. Лучший короткий танец! Иногда бывает, мы заблуждаемся, считаем, что выступили хорошо, но со стороны виднее, и нас поправляют тренеры: дескать, ребята, все было не так, как вы думаете. Но сейчас мнение было единодушным. Непонятно, почему поставили такие уровни за элементы. Ладно, сейчас с вами пообсуждаем, поговорим и пойдем настраиваться на следующее выступление. Вон Дима уже настраивается (смотрит на партнера).
— Я поэтому и молчу, что уже настраиваюсь! — подхватил Дмитрий Соловьев. — Перед чемпионатом мира наши программы смотрели дома специалисты высокого уровня, люди, которые хотят нам помочь, придирались к каждой мелочи. Все было нормально. Только мелкие помарки. Сегодня не ожидали такой технической оценки. Большая «новость»! Что делать… Будем придираться к себе еще больше. Постараемся завтра показать лучший прокат.
— Мне лично не хочется обращать внимания не оценки. Сотые не сотые, места не места... — продолжила партнерша. — Понимаете, мы первый раз на чемпионате мира за три года, очень хочется получить удовольствие. Как мы сегодня катались. И завтра, надеюсь, будем кататься. Естественно, когда выступаем, думаем об элементах, но не так, чтобы «Ой, не дай бог сейчас второй уровень поставят», нет. Стараемся получать кайф. И сегодня он был. Но…
— А я с Катей не согласен, — заявил Дмитрий Соловьев, после чего партнерша начала перешнуровывать коньки. — Мы приехали сюда не только для того, чтобы доставлять удовольствие всем, а чтобы радовать себя катанием, оценками, возможно, медалями. Каждый спортсмен стремится быть лучшим, к медалям — это самое главное для спортсмена. Лично я рвусь к самым высоким местам. Сегодня увидел по глазам Кати, как она заводится от танца, я заводился от нее, у нас, на мой взгляд, получилось все. Почему такие оценки? Для меня это шок.
— Судьи придержали в короткой программе по оценкам Женю Медведеву. Были нюансы и в парном катании. Тренеры порой в кулуарах говорят: дескать, мы же понимаем, какая обстановка в мире, какое сейчас отношение к России. Может, в этом дело тоже?
— Что касается политики, то… знаете, фигурное катание — это не легкая атлетика, где пробежал, и понимаешь, кто какое место занял, — развил тему Дмитрий Соловьев. — Субъективный вид спорта. Судьи — тоже люди, кому-то нравится один, кому-то — другой. Всем не угодишь. Приходится придираться к себе до мелочей и работать, что называется, до маразма. Каждый элемент делать идеально.
Протесты — дело федерации
— Протест по поводу судейства не хотите подать?
— Наша задача — кататься, выполнять программы, над которыми мы работаем, чтобы участвовать в чемпионатах Европы, мира, Олимпийских играх. Задача федерации фигурного катания заниматься протестами, — считает партнер. — Если она сочтет, что с нами поступили несправедливо, может, наверное, подать протест. Но я против каких-либо протестов. Я за честное судейство, за спорт, а не за политику. Мы спортсмены. Политики стоят там (показывает), за нашими спинами, за бортиками.
— Если ничего не делать, все так и будет продолжаться.
— Не наша задача, повторюсь. Конечно, за нас должны бороться. Как делают федерации Америки, Японии, Канады. А мы должны работать.
— Нет ощущения, что несколько лет назад Федерация фигурного катания России лучше защищала своих спортсменов?
— Не знаю, — ответил Соловьев. — Может, мы стали хуже кататься? Все другие стали лучше?
— Мы не спрашивали ее об этом, — вернулась в разговор Екатерина, переобувшаяся в кроссовки. — Спросите вы. Наша задача — работать.