Вечерний Спорт День за Днем
13 октября 2016, 23:38
Даниил Ратников,
автор
автор
Николя Муньешули,
автор
автор
Владимир Крикунов: Стоит мой игрок с автоматом. «В город не пущу!» — говорит. Армия разворачивается, вертолет улетает Гость на выходные. Бывший главный тренер сборной России об отнявшихся ногах, поедании снега, путешествиях в автодоме, советах Барри Смиту и собаке, которая спасла ему жизнь
Фото: «Спорт День за Днем» (Игорь Озерский)
С Владимиром Крикуновым у нас связана показательная история. Год назад, когда он еще возглавлял «Нефтехимик», мы договорились о встрече.
— Наберите меня в восемь утра, — поручил тренер за день. — Согласуем время.
Нижнекамцы в Питер ехали из Москвы. И как оказалось, сильно задержались. Прибыли что-то около четырех утра.
Крикунов взял трубку после второго гудка:
— Подходите в десять. Я спущусь.
Мы пришли без пяти. Последнюю ступень лестницы ноги Крикунова отсчитали, когда на часах было 10.00. Тогда-то мы и поняли, почему Владимира Васильевича игроки одарили уважительным прозвищем Мужик.
Крикунов замечательный рассказчик. У него найдутся истории на все случаи жизни.
— Во время событий в Югославии один из моих игроков танк захватил, — говорит он с фирменной крикуновской интонацией — спокойной, словно докладывает о том, что съел на завтрак.
От кого еще из тренеров КХЛ можно услышать подобное?
Девять месяцев прошло с момента его отставки из «Нефтехимика», со старта нового сезона КХЛ — меньше двух месяцев, а Крикунова уже не хватает.
В соседней Латвии он сейчас занят своим домом. Построил его около шести лет назад. Каугури — замечательный район Юрмалы, с которой еще не рассталось солнце.
— Конечно, хочу работать, — улыбается Крикунов. — Здоровье позволяет, опыта — вагон. Но пока есть возможность, занимаюсь домом. Забор вон новый ставлю. Не так часто в это время года у меня находилось время для подобных дел.
Три обязательно! Дальше — по самочувствию
—
Многие тренеры, оставшись вне зоны действия КХЛ, рассказывают, как сильно проседает
уровень их жизни.
—
В моем случае дело не в деньгах. Ценнее возможность находиться в этой атмосфере,
ауре с определенными традициями.
—
Одна из традиций — пропустить после игры по рюмке чая с коллегами?
—
Почему по рюмке? По три!
—
Ну это по возможностям.
—
Михайлов, кстати, когда тренировал, почти так же говорил: «Три обязательно! Дальше
— по самочувствию».
—
Новое поколение тренеров поддерживает обычаи предшественников?
—
Практически нет. Они понабрались всякой ерунды из НХЛ: в день матча не здороваются,
ходят загруженные, матч — это война, только после руки друг другу пожимают. У нас
попроще было.
—
Кстати, о рукопожатиях. Вы как-то сказали, что Захаркину никогда руки не подадите.
Позиция по-прежнему в силе?
—
Стычек у нас не было. Просто он что-то наговорил обо мне. С тех пор много воды утекло.
Сейчас нормально все. Да и Игорь, как выяснилось, не помнит этого.
—
Как со своей прямолинейностью вы столько лет продержались в хоккее? Здесь же большие,
пардон, бабки, которые, как известно, любят тишину…
—
Кто-то занимается этими бабками, кто-то — нет. Вот Юрий Николаев, агент Зарипова,
как-то сказал про меня: «Крикунов — тренер старой формации». А какой я еще могу
быть формации, если к тому моменту 26 лет главным тренером проработал?
—
Шестьдесят лет в хоккее в общей сложности — срок серьезный.
—
Я еще в детстве понял: чтобы чего-то добиться в жизни, мне нужно играть в хоккей.
Мать фактически в одиночку нас растила. Мне семь лет было, когда отец погиб — в
1957 году.
—
Что случилось?
—
В речку полез двух мальчишек спасать. Был заядлым рыбаком и охотником. Немного до
берега не дотащил — втроем утонули.
—
Задушили, держась за его шею?
—
Нет. Сил не хватило. Вышли на лодке на глубину, а она перевернулась. Отец в сапогах
болотных, телогрейке… Хоть и молодой, 26 лет, но не выдержал. Он ведь и меня хотел
взять с собой…
—
Почему не пошли?
—
Есть хотелось. Я с речки возвращался, а они на речку шли. Отец говорит: «Идем с
нами — на лодке тебя до деревни прокачу!» Он должен был высадить ребят в трех километрах
от нашего дома. Дальше — пешком через деревню.
—
Неблизко.
—
Но суть не в этом. В той деревне была собака. Постоянно за мной бегала. Еду на велосипеде
— пытается за стопы тяпнуть. Когда ее видел — ноги на руль поднимал. Вспомнил про
нее, говорю: «Нет, пап. Я искупался, есть хочу, пойду домой». Они отчалили, а где-то
через час все случилось…
—
Эта собака, выходит, вам жизнь спасла.
—
Отца в шесть утра выловили бездыханного. Первого пацана тоже быстро нашли. Второй
через месяц всплыл. Раньше по реке сплавляли бревна, для которых делали специальные
боны — место, куда они набивались, прежде чем отправить на пилораму. Вот из-под
одного из таких бревен парень и появился.
—
Кошмар.
—
Это случилось 15 сентября. А через неделю родилась моя сестра…
—
Воды с тех пор боитесь?
—
Нет. Я всегда подолгу плавал. Ту речку несколько раз туда-обратно пересекал.
Мать и так одна нас тянула. А тут еще сын инвалид…
—
Сейчас с Кирово-Чепецком что связывает?
—
Сестра там. Могилы родителей часто навещаю. Мать недавно умерла, в 83 года. Она
одна нас тянула. Жили бедно, так что хоккей был мой шанс.
—
Андрей Трефилов, вспоминая свою чепецкую молодость, рассказывал, как шайбы, ударяясь
о штангу, разлетались на две части. Такие были морозы!
—
Не то слово! Лед как пластмасса становился. Не плавился под коньком, кататься тяжело.
Минус 36 градусов — не шутки.
—
При том что оптимальная температура льда — минус четыре.
—
В школе уроки отменяли. А мы, вместо того чтобы домой, шли на каток. Заливалось
большое футбольное поле, ставили ворота — и вперед. В девять утра начинали, в десять
вечера нас выгоняла милиция.
—
Вы стальные, что ли?
—
Ну это когда не совсем зябко было. Бывало, два-три раза упадешь в голодный обморок.
Очухаешься, снега поешь — энергия появилась — и дальше играть.
—
А родители? Ремнем домой не загоняли?
—
Не особо. Но мне однажды хоккей аукнулся. Переболел гриппом, и вдруг ноги отнялись.
—
Как так?
—
Просто сел, а встать не могу. Слезы текут. «Мам, — говорю, — ноги не идут». Мать
в шоке. Она и так одна нас тянула. Шила, чтобы прокормить. А тут еще сын инвалид…
—
Как отпустило?
—
Как-то само прошло через неделю. При этом в хоккей она сколько угодно разрешала
играть.
—
У земляка Мальцева доводилось отбирать шайбу?
—
У нас год разницы, а погодки тогда нередко играли друг с другом. Мой 1950-й одно
время выходил против его 1949-го, потом перестали.
—
У вас ведь общий первый тренер — Николай Поляков…
—
Кстати, в курсе, что Николай Иванович был из Ленинграда?
—
Первый раз слышим.
—
В Кирово-Чепецк в тот момент много ленинградских деятелей спорта приехало. Не только
в хоккей.
—
Распределение?
—
Да. После окончания института они должны были какое-то время у нас поработать. Николай
Иванович выступал за «Олимпию», а параллельно тренировал детей. Я ведь сначала футболом
занимался. Поляков меня там разглядел. Пригласил в хоккейную секцию — и пошло-поехало.
Хоккеистом не был, был стрелком
—
Профессия хоккеиста ведь даже в те небогатые советские времена была на особом счету…
—
А вы в курсе, что в СССР такой профессии в принципе не существовало? Хоккеисты долгое
время, по сути, вне закона находились…
—
В смысле?
—
«Подснежниками» являлись: кто-то на заводе числился, кто-то на фабрике, еще на каком-нибудь
предприятии.
—
А вы где?
—
В военизированной охране завода, стрелком.
—
Смешно.
—
А нам тогда невесело было. Какой-то непонятный статус. В заводском комитете ставки
были по 120, 140, 180 рублей.
—
По тем временам — деньги.
—
К тому же бесплатное питание полагалось. Вот на нас и косились: ты числишься, а
на работу не ходишь. Куда это годится? Могли и наказать.
—
Даже статья такая до 1991 года существовала — «Тунеядство».
—
От такого непонятного статуса все спортсмены мучились. Уже затем в верхах приняли
решение создать должность «инструктор по спорту».
—
Получка увеличилась?
—
Как раз недавно открывал свой профсоюзный билет. Посмотрел взносы. В какой-то месяц
с четырехсот рублей процент отчисляли, в какой-то с восьмисот.
—
Очень прилично.
—
Много зарабатывать я стал в Саратове. Премиальные в «Кристалле» хорошие были.
—
Автомобиль, как водится, сразу купили?
—
Машину я еще раньше взял — в 1972 году, когда в «Олимпии» играл — «москвич-412».
—
По блату?
—
Нет, приятель купил. Немного поездил, и продали. Что-то даже заработали, кстати.
—
Как умудрились?
—
В то время машины дефицитом были. Люди годами ждали возможности ее купить. Официально
автомобиль пять тысяч стоил, а продать его можно было за шесть с половиной или семь
тысяч рублей. На том и заработали.
Сейчас ездим по Европе в автодоме
—
Сколько машин за жизнь сменили?
—
Одних советских четырнадцать.
—
Ого!
—
Две «Волги», «москвич», остальные — «жигули». С импортными сложнее. Со счету сбился.
—
Бывало, что сами под капот лазили?
—
Запросто. На «Волге», например, все самостоятельно настраивал. В 1980 году мы поехали
на ней в Ливадию.
—
О, Крым наш!
—
Да, в трех километрах от Ялты. Всей семьей сели — жена, теща, старший сын — и покатили.
Поселили нас в санатории «Пограничник». Я тогда офицером пограничных войск являлся.
Отдых долгий — 24 дня.
—
Такой сложно отсидеть.
—
При нашей работе — очень. Я так ни разу до конца его не отсиживал. В тот раз так
же получилось. Бабушку с внуком посадили на самолет до Риги…
—
…где вы в тот момент выступали за «Динамо».
—
Ага. А мы с женой поехали в Чехословакию. Так я впервые на машине доехал до заграницы.
—
Лиха беда начало.
—
Сейчас с Нинель каждый год куда-нибудь ездим. Купили автодом, в котором есть все:
широкая кровать, кухня, душ, холодильник. Так и ездим потихоньку.
—
Далеко доезжали?
—
В позапрошлом году — до Голландии, оттуда в Словению вернулись. Я ведь там пять
лет проработал тренером, много друзей нажил. Из Словении поехали в Хорватию, где
у меня дом небольшой. Оттуда обратно поползли.
В России войны не было, а жилось страшнее
—
Место, которое за годы путешествий больше всего поразило?
—
Однозначно Бледское озеро!
—
Простите…
—
Бледское — «е». Это в Словении, регион Крайна. Когда впервые туда приехал, еще Югославия
была. Увидел — офигел…
—
От чего?
—
Красота неземная! Отвесная скала, на краю замок, вода бирюзового цвета — это надо
видеть! Еще потрясающее зрелище — бледская ночь…
—
Звучит заманчиво.
—
Разбивается яйцо, в скорлупу ставят свечу и пускают по озеру. Тысячи скорлуп, скользящих
в темноте по воде, — непередаваемо!
—
Как вы изначально в Словении оказались? Нехоккейная же страна.
—
Все просто. В начале девяностых остался без работы. Страна валится, все рушится.
Что делать? Тут приходит Серега Борисов.
—
Защитник «Спартака» в восьмидесятых, «Звезду-ВДВ» в прошлом сезоне тренировал.
—
Да. Пересеклись, когда меня из Саратова в «Крылья Советов» на него и Владимира Мышкина
обменяли.
—
В 1975 году.
—
Ага. Так вот, Серега последние годы игровой карьеры в Югославии провел в «Медвешчаке»,
где тренером был Анатолий Кострюков, «Есенице»… Собственно, «Есенице» и понадобился
тренер. Борисов позвонил Роберту Черенкову, тот меня и порекомендовал.
—
Неужели сразу согласились?
—
А куда деваться? На дворе девяностые. Велосипед одну немецкую марку стоил. А мне
четыре тысячи марок в месяц предложили.
—
Сорок восемь тысяч велосипедов за год!
—
К тому же машиной меня обеспечили, квартиру предоставили, питание на всю семью имелось.
Только велосипедов не хватало.
—
Благодать.
—
Особенно после наших ста рублей — самая большая, кажется, на тот момент зарплата
в лиге.
—
Все это замечательно, если бы ни одно но: в Югославии в тот момент стреляли…
—
Жена, насмотревшись телевизора, тоже говорит: «Какой хоккей, Володя? Там же война!»
Танки, люди с автоматами… Но мы поехали…
—
Рисково.
—
Да там событий — на три копейки. Показательный эпизод. Прилетает югославская армия,
вертолет садится на футбольном поле. Чтобы попасть в город, нужно пройти через тоннель.
Среди защитников тоннеля — мой игрок с автоматом. Говорит: «В город не пущу!» Армия
разворачивается, вертолет улетает. Вот вся война.
—
Брутальные у вас игроки были.
—
Другой вообще целый танк захватил. Самый страшный эпизод той войны — когда самолет
ракету запустил по тому тоннелю. В России войны не было, а жилось куда страшнее.
—
Это да.
—
Людей то и дело убивали, делили сферы влияния, Белый дом расстреливали. Еще большой
вопрос, где безопаснее было находиться. Я приехал в Словению спустя неделю после
тех событий и проработал там пять лет: по два года в «Есенице» и «Целе», год — в
сборной.
Словенские фанаты сперва заплевали мою машину, а потом решили перевернуть
—
С профессиональной точки зрения не тоскливо было возиться с игроками, чья сборная
выступала во втором-третьем дивизионе чемпионата мира?
—
На самом деле там имелись толковые игроки. В «Есенице», например, отец защитника
Тома Йуга на одной из Олимпиад вместе с Александром Рагулиным вошел в символическую
сборную. Я видел его — здоровый такой. Другое дело, что уже в начале сезона мы понимали,
что дойдем до финала.
—
По сути, чемпионство разыгрывали две команды.
—
«Есенице» и «Олимпия» из Любляны. Это был наш сверхпринципиальный соперник. И выиграть
финал было важнее всего.
—
Вы оба раза его выиграли.
—
И вот во время этих финалов точно не было скучно. Вот вам история. Приехал из Минска
приятель. Я на стадионе, поэтому дал ему машину доехать до арены. Тут ее увидели
фанаты противника.
—
А они суровы во время дерби.
—
Не то слово! Сначала заплевали автомобиль, потом решили его перевернуть. «Уже от
земли оторвали, — вспоминал приятель. — Благо, в этот момент проезжал автобус “Есенице“».
—
Переключились?
—
Схватили камни, давай в него бросать. Полиция, патрулировавшая территорию на двухметровых
лошадях, урезонивает их. Я, кстати, никогда таких огромных лошадей не видел!
—
Бройлерные!
—
Во время наших встреч к прилегающим территориям полицию со всей округи сгоняли.
Там фанаты сумасшедшие. Постоянно приходилось их разнимать. Бывало, картина маслом:
наши фанаты в красном, «Олимпии» — в зеленом, а между ними полиция на лошадях. Чужих
они, кстати, интенсивнее охаживали, чем своих.
—
В душе, видимо, болельщиками были.
—
Водитель нашего автобуса после этих встреч стартовал от выхода, как на этапе «Формулы-1»:
чтобы не успели забросать.
—
Проскакивали?
—
Редко. Что ни делай, одно-два стекла все равно разбивали. Автобус, кстати, принадлежал
одному моему хоккеисту.
—
Оригинально: играющий бизнесмен.
—
Он жаловался: «После каждой игры по два стекла меняю». Но даже если от стадиона
целым уехал, фанаты и по пути могли встретить. Однажды на мосту нас ждали. Благо
полиция была в курсе, предупредила нас — поехали объездным путем.
—
Юного Копитара в «Есенице» застали?
—
Да, Анже иногда приходил, катался. Тогда еще не ясно было, кто из него вырастет.
—
Выросла суперзвезда, капитан сборной Европы на Кубке мира.
—
Это он после сезонов в Швеции серьезно прибавил.
—
Перед тем как попасть на драфт НХЛ, выступал за «Седертелье».
—
За два сезона там парень значительно окреп. С Копитаром мы пересеклись, когда они
со сборной Казахстана играли товарищеские матчи в Австрии и Словении. Пообщались
немного. За пять лет в Словении я кое-какие слова выучил.
Гретцки и Смит придумали такую тактику, за которую у нас сразу бы сняли
—
В «Нефтехимике» и «Ак Барсе» вы тоже немало лет провели. По-татарски пару предложений
сложите?
—
Здесь скромнее. «Хәерле кен» — «добрый день», «исәнмесез» — «здравствуйте». Собственно,
все.
—
Откуда, кстати, такая идиллия с татарстанскими клубами?
—
Как-то сложилось. Последний раз меня позвали в «Ак Барс», когда Зинэтулу Билялетдинова
отправили в сборную без права совмещения.
—
Сезон-2011/12.
—
Позвонил президент клуба Шафагат Тахаутдинов, потом Равиль Шавалеев, вице-президент
клуба, говорит: «Давай встретимся». В Москве сели, он мне: «Принимай команду».
—
Правда, что, приняв «Ак Барс», вы звали туда Сергея Самсонова?
—
Разговор был. У Сергея уникальное катание. Я ведь помню, как катались Валерий Харламов,
Саша Мальцев… Но такой техники, как у Самсонова, никогда не видал.
—
В чем особенность?
—
Сергей парил надо льдом. Легко менял направление движения, носился по площадке как
сперматозоид. При этом все видел, контролировал и успевал. Детям на его примере
нужно уроки преподавать.
—
Самсонов рано карьеру завершил — в тридцать три, в 2011-м.
—
Я его звал в Россию, но не срослось.
—
Не захотел, видимо, вновь проходить через крикуновские нагрузки. Он ведь на пару
с Афиногеновым во время локаута-2004/05 выл в «Динамо» на ваших тренировках…
—
Афиноген точно не выл. Я даже не знаю, от чего он может завыть. Ему пофиг все эти
нагрузки. Макс как ракета.
—
«Безумный Макс», — говорят о нем.
—
А Самсонову, да, где-то было тяжело. В Америке эта работа иначе ведется. От тренеров
не требуют сиюминутного результата. Соответственно, и они не форсируют кондиции
игроков, опасаясь отставки, а спокойно, планомерно готовят команду. Это у нас нужно
здесь и сейчас!
—
На «предсезонке» вон даже человека увольняют.
—
Именно. Сезон не успел начаться — четыре отставки. У них такого нет. Соответственно,
не приходится выжимать из игроков все соки. Барри Смит, когда СКА возглавлял, многому
удивлялся. С ним, кстати, одна история интересная связана.
—
Слушаем.
—
В Риге как-то встретились. «Владимир, — обращается, — я тактику придумал». Он в
тот момент помощником Уэйна Гретцки в «Финиксе» работал. «У нас, — объясняет, —
очень сильная оборона и слабое нападение. Поэтому будем действовать так: защитник
отдает пас нападающему, сам открывается, и они начинают крутить в чужой зоне. Ну
как?» — «Вопрос, — реагирую. — Кто в обороне будет играть?»
—
Хороший вопрос.
—
Смит рукой машет: «Не переживай, все сложится».
—
Сложилось?
—
Начинается сезон: одно поражение, второе…
—
В двенадцати октябрьских матчах того чемпионата у «Финикса» набралось девять поражений.
—
У нас такого тренера дважды бы сняли, даже если это Гретцки. Я не выдержал, звоню
агенту Гарри Гринстину: «Передайте Барри, пусть тактику меняет. Дальше с ней только
хуже будет».
До сих пор обида жива за поражение от финнов в Турине. Это мой промах
—
Вас ведь тоже в НХЛ работать звали…
—
Не то что звали… Разговор был на эту тему, но без конкретики. Там ведь не так-то
просто работать. Из европейцев только Иван Глинка успеха добился.
—
Тренировал «Питтсбург» с 1999 по 2002 год.
—
Ему помогло то, что под конец игровой карьеры он два сезона провел за «Ванкувер».
Представлял, что к чему в системе НХЛ.
—
Скажи вам лет тридцать назад, что в шестьдесят пять будете тренировать, что ответили
бы?
—
Даже не знаю… Играть я в тридцать четыре закончил, с тех пор тридцать один год тренировал.
Только один сезон пропустил, когда в прошлом году работал вице-президентом «Нефтехимика».
Сейчас вот второй пошел…
—
Вы, как Алла Пугачева: столько лет прощальные туры даете, а потом опять колесите
по стране — тьфу-тьфу…
—
Я собирался закончить: сколько можно-то? Но сейчас, когда без дела сижу, понимаю,
насколько мне этого не хватает. Вот Валерка Белоусов закончил тренировать, и через
год его не стало…
—
Думаете, связано?
—
Кто его знает… Мы ведь дружили. На Кубке Канады в одном номере жили, у Михайлова
в сборной работали. За пять дней до этого созванивались. «Я, — говорит, — под капельницей
лежу, чтобы тромб рассосался». И все вроде нормально шло. И вдруг…
—
16 апреля 2015 года…
—
Я в Париже в тот день находился. Сажусь в самолет на Доминикану. Телефон: дальше
хотелось отключить уши: «Константиныч умер…» Один звонок, второй…
—
Сердечно-легочная недостаточность…
—
Каких-то пять дней назад разговаривали… Поверить не мог… Попросил венок от моего
имени сделать. Не думал, что вот так мы с ним расстанемся. Приехал на могилу, всплакнул…
—
17 декабря ему исполнилось бы шестьдесят восемь…
—
Всего лишь год человек просидел без работы — и посыпалось: одно, другое… Так что
нам опасно резко заканчивать. Хотя выходить из дела тоже надо вовремя.
—
А какая, простите, пенсия у бывшего главного тренера сборной России?
—
Ой, даже не знаю… Я от Латвии ее получаю. А сколько платят — без понятия.
—
Многие вам сейчас позавидовали: богатые денег, как счастливые часов, — не замечают.
—
Она просто на карточке копится. Давно не снимал. В России мне насчитали шестнадцать
тысяч с копейками.
—
Видимо, поэтому от Латвии получаете…
—
Просто потому что живу здесь. Есть соответствующее соглашение между странами. Жене
Россия платит. Ей пересылают рубли, а она их на евро меняет.
—
Ваше самое большое разочарование за тридцать один год на «мостике»?
—
Турин. Отправив канадцев домой после четвертьфинала, финскую оборону мы так и не преодолели.
А пропустив дурацкий гол, вовсе встали — потеряли веру в себя.
—
И 0:4 в итоге.
—
А ведь команда хорошо готова была. Но это, конечно, мой промах. До сих пор обида
жива. Это был лучший шанс выиграть олимпийское золото. Едва ли такой мне еще представится…
Оцените материал:
|
-
0
10
+
|
| Поделиться: |  |
 |
 |
|
Загрузка...
0 комментариев
Написать комментарий
Для того, чтобы оставить комментарий к материалу Вам необходимо авторизоваться.
