Пока олимпийская сборная России, как и все ее болельщики, мучается от медальной засухи Ванкувера, единственными полноценными глотками живительной влаги стали золотая медаль в спринте лыжника Никиты Крюкова и серебро его товарища по команде Александра Панжинского. Изрядная доля этого успеха принадлежит старшему тренеру спринтерской сборной России Юрию Каминскому. После триумфа своих подопечных Юрий Михайлович ответил на вопросы корреспондента «Спорта».
— Ну и как же вам удалось сделать то, о чем раньше российским спортсменам оставалось только мечтать — завоевать золотую медаль в спринте на Олимпийских Играх?
— Тренировались, работали, старались, что еще можно сказать? Довольно стандартный набор.
— Все тренируются и работают, но медалей-то пока нет.
— Думаю, что именно в спринтерской команде у нас получилась преемственность методики — два года с командой работал Лопухов Николай Петрович, видимо, от этого сотрудничества взяли самое лучшее и развили это направление дальше. В прошлом году главным тренером стал Юрий Викторович Бородавко, внутри команды развилась конкуренция, возросла она и в целом по стране. Все эти нюансы — нельзя их называть мелочами — вкупе позволили нам создать группу единомышленников, коллектив, который заряжен одной целью — победить норвежцев. Это у нас не идея-фикс, но где-то близко к тому было. Конечно, не могу сказать, что все получилось, но многое из того, что мы делали, скорее всего, на Олимпиаде и сработало.
— Когда ребята выходили на старт финала, какие у вас были чувства? О чем думали, чего ожидали?
— Я ждал медалей. И небезосновательно, потому что видно было — Панжинский и Крюков способны завоевать место на пьедестале.
— То, что по ходу дистанции произошел завал, как-то помогло нашим лыжникам?
— Ну, как они говорят — даже не видели его. Завал был сзади. И среди спортсменов, которые уже начали отставать.
— После этих медалей, золотой и серебряной, ваша тренерская жизнь и жизнь ребят изменится?
— Прежде всего, медали — признак того, что мы движемся в правильном направлении, стимул для дальнейшего совершенствования и работы. Cитуация сейчас, как в известной истории про Алису в Зазеркалье — для того, чтобы стоять на месте, надо бежать изо всех сил. Мы сейчас стоим на первой позиции, и должны сделать все, чтобы на ней остаться.
— В Штатах, например, если спортсмен завоевывает золотую медаль, то сразу же становится богатым и знаменитым человеком. У нас пока не так?
— Ну, в принципе, сто тысяч евро, положенные за золото, это, наверное, хорошие деньги.
— Да, можно даже в Москве купить квартиру…
— Ну да (смеется). Рекламные контракты сейчас у ребят наверняка будут появляться. Так что по российским меркам они, скажем так, будут обеспеченными людьми.
— А что касается вас, тренера?
— Думаю, моя заработная плата тоже несколько увеличится…
— А премия разве не полагается?
— Наверняка полагается, но я не знаю, каков ее размер. Честно говоря, я не задавался этим вопросом. Думаю, и сами лыжники не думали о деньгах, премиях, а уж тем более мы — коллектив, который работает со спортсменами.
— Я вот говорила с конькобежцем Скобревым, он сказал, что все эти достижения — для России…
— Понятно, что хотим мы или не хотим — все время выступаем командой. Здесь она многочисленная, и потому развивает определенные патриотические чувства. Мы ведь общаемся друг с другом, с представителями других видов спорта, желаем, чтобы они успешно выступали и сами, разумеется, стараемся показывать наилучшие результаты в составе российской сборной.
— Кстати, вы готовились к этой Олимпиаде в Финляндии. В России закончился снег?
— В России пока нет возможности получить хорошо подготовленные трассы, на которых можно было бы качественно готовиться.
— Что значит, нет возможности?
— Ее просто нет. Снег есть, а трасс нет. Мы до этого были в Австрии, затем мы провели сбор в Рыбинске — на своем, кстати, снегу, который готовили по финской технологии.
— Это как?
— Там его запасали с прошлой зимы — консервировали.
— Что представляет собой этот процесс?
— Этот процесс сейчас там отрабатывается. Нужны опилки, чтобы снег не таял. И вот их-то при консервации в Рыбинске положили в прошлом году меньше чем нужно, и круг в итоге сделали на тысячу сто метров, хотя изначально планировали на два километра. В маленькой Финляндии такую технологию применяют в шести местах, у нас в России впервые это сделали в Рыбинске. Но мы бы с удовольствием бы готовились на родине, потому что проблемы, которые возникают — с питанием или какие-то организационные вопросы — дома легче решать.
— Подготовка к Олимпийским Играм в Сочи начнется сразу же после Ванкувера? Будут ли требовать улучшения результатов?
— Я не знаю, какие будут требования, но понятно, что Олимпиада будет домашней, и условия для нас создадут невероятные на ближайшие годы. А что касается требований — это вопрос. Я считаю, что подготовку к Сочи нужно начинать сразу же после окончания ванкуверских Игр. И если руководство это будет понимать, то это станет огромным шагом вперед. В прошлом году нам создали условия, чтобы мы без сбоев, практически круглогодично, целенаправленно готовились к Олимпиаде.
— А если бы эти условия создали не в прошлом году, а четыре года назад, могла, эта Олимпиада не быть такой провальной?
— Если бы десять лет назад не дали угробить спортивные школы, особенно в провинции, то мы бы сейчас имели совершенно другое количество высококлассных лыжников. Почему сейчас спринт так поднялся — потому что повысилась внутренняя конкуренция, и неясно было, кто попадет в сборную команду. Было 7–8 реальных претендентов на четыре места, в итоге за счет женской команды увеличили количество спортсменов до пяти человек. И еще три-четыре спринтера находились вне команды, которые говорили — мы будем готовиться, мы будем стараться и поедем за медалями. А вот у женщин, к сожалению, такой конкуренции не было, как не было у них и целенаправленного методического движения в каком-то направлении. Присутствовали хаотичные метания из одной системы в другую, а что главное — тренерский коллектив так до сих пор, наверное, с методикой и не определился. Нет такого основного стратегического единомыслия. Нужно создавать возможность для борьбы за место в сборной, а еще подключить, вероятно, каких-то специалистов из области науки. Мы попытались в этом году, объединив женский и мужской спринт, фактически готовится по основам мужского.
— То есть женщины готовились на одном уровне с мужчинами?
— В одном методическом направлении. Хотя мое мнение — спорт так развивается, что на дистанциях скорости женские всегда начинают подтягиваться к мужским. То, что было у мужчин вчера — уже сегодня у женщин. Поначалу лыжники-дистанционщики хорошо конкурировали со спринтерами, не было разделения — бежали и то, и другое, становились олимпийскими чемпионами, но потом начали специализироваться. Сейчас же это происходит у женщин, мне кажется — налицо тот же путь, только с некоторым отставанием. При этом я убежден, что в вопросе ведется такая дискуссия — дистанционное начало или скоростно-силовое. На сегодняшний день истина, как и всегда, лежит посередине. Надо искать ее именно в смешении, в симбиозе, какую-то золотую середину разных видов работы. Надо определяться, но пока не получилось. И второй нюанс, который, порой, имеет решающее значение — это психология. Женская от мужской отличается очень сильно. Я имею ввиду психологию спорта высших достижений.
— И личные отношения тоже важны?
— Конечно!
— Я так понимаю, что у вас с ребятами — полный контакт?
— Да, да. Взаимоотношения в команде сейчас очень хорошие, что, в общем-то, радует и вселяет оптимизм. С женщинами тоже, но они не настолько рабочие, я бы сказал. Ребятам ты говоришь что-то и видишь — поняли они это или не нет, и если не поняли, то они будут добиваться взаимопонимания. С девушками, к сожалению, такого контакта не получилось, может быть, оттого, что мы меньше знаем друг друга, помешали какие-то нюансы и прочее. Я, в общем, недоволен работой с женской командой.
— Если уж вы недовольны своей работой, то, что должны говорить тренеры и руководители в других видах спорта?
— Каждый, выполняя работу на своем месте, видит, наверное, свои недостатки, но иногда они лучше заметны со стороны, особенно, какие-то мелочи. Где-то что-то ускользнуло, а коррективы вовремя не внесли. Как и получилось с девушками. Многое мы сделали не так — затянули с ними в отборе. Две наши лыжницы в Рыбинске показали лучшие свои результаты, значит, сейчас наступил закономерный спад. Попытки как-то сгладить и предотвратить неудачное выступление не увенчались успехом.
— Каковы в целом ваши предчувствия относительно грядущих итогов этой Олимпиады? Она для России так и останется самой неудачной?
— Я могу сказать только по поводу лыжных гонок, мне тяжело оценивать другие виды спорта. Я, конечно, стараюсь следить — газеты, информация какая-то… Что сказать? Фигурное катание у нас стало слабее. Также могу сказать, что мы, лыжники, конечно, будем стараться. Уверен — медали еще будут. Но при этом, к сожалению, мы не можем сказать, что у нас сейчас стопроцентные шансы, такие, как были раньше. В Турине сложилось в плюс, здесь в Ванкувере вполне может получиться также. Однако нюансов, на самом деле много, — кто в каком состоянии окажется на лыжне, как повлияет смазка. Последнее имеет немаловажное значение. И я как раз хочу отметить, что наша смазочная бригада отработала в спринте просто великолепно. Чуть-чуть запоздали внести в полуфинале минимальные коррективы — зато добавили в финале лишний тоненький слой, и сразу получилось уверенное держание ребят в подъемах, уверенная работа. Норвежцы, может быть, эти нюансы в финале как раз и не учли, и поэтому сразу повалились.
— В биатлоне проблема тоже со смазкой лыж?
— Чтобы говорить, тем более, на какую-то аудиторию, нужно обладать информацией, которая позволит что-то утверждать. Я могу сейчас предположить десять вариантов, почему они не могут выиграть. Но для этого мне нужно знать, в каком состоянии они заехали, что они сделали и так далее… Нужен серьезный разбор.
Уистлер