С его именем связаны победы многих отечественных боксеров – как профессионалов, так и представителей олимпийского бокса. В день юбилея Александр Васильевич Зимин, ныне профессор кафедры теории и методики бокса НГУ имени П. Ф. Лесгафта, вспоминает о годах учебы и работы в Институте, с которым связан более полувека.
Проект реализован на средства гранта Санкт-Петербурга.
«Какая физкультура? В медицинский иди!»
Я родился и начал заниматься боксом в Брянске. А наш тренер Яков Сулимов учился в Ленинграде. Он много нам рассказывал и про город, и про сильную ленинградскую боксерскую школу, называл имена выдающихся тренеров. И настоятельно советовал нам поступать в институт имени Лесгафта.
Но тут он в самый ответственный момент уехал в командировку, а мне как раз подошло время документы в вуз подавать. И родители уговорили меня поступать в медицинский институт. Подал документы, встречаюсь потом с тренером, он меня первым делом спрашивает, готовлюсь ли я к отъезду в Ленинград. Пришлось признаться, что я вообще-то в медицинский собираюсь.
— Да зачем тебе это нужно? Ты и в Лесгафта медицину выучишь!
Я пытаюсь возражать, что-то такое лепечу. Но он настоял:
— Забирай документы. Поезжай в Ленинград!
И после того, как я выиграл очередной ЦС ДСО «Локомотив», написал для меня рекомендательное письмо на имя тренера, который принимал экзамены. Позже я узнал, что это был Александр Николаевич Кудрин, который Сулимова ценил и как боксера, и как тренера, и к его мнению прислушивался.
Итак, возвращаюсь домой, объявляю родителям, что еду в Ленинград учиться в институте физкультуры. Мама, конечно, была недовольна:
— Какая физкультура? В медицинский иди!
Родители вообще не очень приветствовали мои занятия спортом. Вернее, так: отец был в общем не против, а мама боялась. К тому же: какой спорт, когда у меня в танцах, которыми я параллельно с боксом занимался, успехи пошли, в Москву ездили на гастроли, был на хорошем счету, исполнял сольные номера, а тут какой-то бокс… Но я с самого детства был упрямым, и при выборе института тоже сумел настоять на своем. Тем более что и тренеру я уже пообещал...
В Ленинград я поехал в итоге не один, с приятелем. Боксировал товарищ мой неплохо, а вот на экзаменах двойку по физике получил и не поступил. А я любил все эти физики, химии… Со всеми заданиями легко справился, да ещё и двум парням помог задачи решить.
Сдавали мы тогда общефизическую подготовку, специальность, сочинение, физику и химию.
Поступил я в институт, и нас сразу же, как всех первокурсников, на картошку отправили. Тогда принято было студентов осенью посылать в колхозы — помогать урожай собирать.
И вот копаю я эту картошку и думаю: «Когда же учиться начнём? Целый месяц прошел. Забудешь всё, что помнил!». Всегда мне каких-то знаний не хватало, всегда хотелось что-то новое узнавать.
Наш тренер и педагог Александр Николаевич Кудрин любил повторять:
— Вы же не просто боксёры, вы — будущие тренеры. Вы должны в себя впитывать все эти науки, чтобы потом учить других.
Настаивал, что всё в комплексе должно быть: спорт и наука. Но у меня тяга к знаниям оказалась даже сильнее. Я не хотел пропускать лекции. Наверное, тогда впервые задумался о том, чтобы тренером стать.
Сегодня я сам учу будущих тренеров. Занимаемся и теорией, и практикой. И я в процессе занятий вижу, кто из студентов будет тренером, а кто — нет. Это трудно объяснить словами, потому что это ощущение, как мозаика, складывается из множества факторов: как студент относится к учёбе, какая у него мотивация, насколько он квалифицированный специалист, настолько хорошо он знает технику и тактику бокса...
И, конечно, как он сам боксирует.
Вообще тренер и врач — это близкие специальности. И в том, и в другом случае надо понимать доверившегося тебе человека, чувствовать его, чтобы буквально по глазам определять его самочувствие.
Мне в этом смысле с учителями повезло. Александр Николаевич Кудрин, выдающийся ленинградский тренер, под руководством которого cборная команда Ленинграда выиграла первую Спартакиаду народов СССР, внесший немалый вклад в победы Геннадия Шаткова, Владимира Стольникова, Валерия Попенченко, Геннадия Какошкина, Ивана Соболева, учил нас тончайшим нюансам подготовки спортсмена. Но, чтобы закончить институт, кроме практической работы, связанной с тем или иным видом спорта, нужно было ещё и наукой заниматься — психологией или физиологией. Я выбрал спортивную медицину. Не зря, видимо, мама уговаривала меня поступать после школы в медицинский институт, какая-то тяга к этому делу у меня была.
В то время в институте имени Лесгафта работал Александр Григорьевич Дембо, врач-кардиолог, уникальный специалист. Он определял перенапряжение сердца, то есть дистрофию миокарда, которая является причиной внезапной смерти (и в том числе спортсменов), за месяц до того, как появятся первые видимые симптомы этого недуга.
Было приятно, что Александр Григорьевич заметил меня и выделил среди других студентов. На кафедре спортивной медицины я проучился три года, и именно Дембо вместе с моим научным руководителем Жаном Александровичем Тесленко первые порекомендовали мне заняться тренерской работой, сказали, что у меня к этому есть способности.
Да я и сам это чувствовал, ещё когда практику проходил в Добровольном спортивном обществе «Труд». Напутствуя нас, профессор кафедры бокса А. Н. Кудрин предупредил: «Практику зачту только тем, кто приведет мне не менее двух боксеров, подготовленных так, что я буду готов взять их в свою группу. Они должны уметь бить прямые и удары снизу, владеть приемами защиты».
Я привёл троих. Кудрин всех троих взял к себе, за практику поставил мне оценку «отлично», а моему другу и однокурснику Станиславу Белоусову сказал, показывая на меня:
— Твоё дело, Стас, наука, а вот он будет тренером!
Когда мы, выпускники, получали распределение, ректор Института Дмитрий Павлович Пугачёв-Ионов поздравлял нас и особо отметил меня. Говорил, что очень горд за то, что я продолжу работать в Ленинграде – я получил приглашение в общество «Труд». Не скрою, слышать это было приятно...
И вот приглашают меня на площадь Труда, где в те времена у профсоюзов штаб-квартира была и где руководство общества «Труд» располагалось. Мне там говорят: ты молодой, перспективный, будешь старшим тренером сборной «Труда». В те времена почти у каждого большого предприятия в городе был спортивный комплекс, стадион и команда боксеров. Разумеется, и свои тренеры работали. А мне сразу доверили сборную «Труда».
«Уровень Лесгафта был очень высок, они олимпийских чемпионов готовили»
Надо сказать, что участок работы мне непростой достался. Команда «Труда» по боксу успехами в те времена не могла особо похвастаться. В чемпионате Ленинграда первым почти всегда был СКА, затем шли «Динамо», «Трудовые резервы», «Буревестник», «Водник»… А «Труд» в конце плёлся, месте на четырнадцатом-пятнадцатом из полутора десятков команд
И вот перед очередной Спартакиадой Ленинграда в 1974 году ко мне подходит руководитель спортивного общества «Труд» по Ленинграду и Ленинградской области Пётр Алексеевич Тресков и говорит:
— Вы хотя бы «десятку» попадите. А лучше всего, в «восьмерку». Тогда будет вам и денег больше, и тренировочная база, и почёт…
Откровенно говоря, я тогда тренером был жёстким, может быть, даже чересчур. Хотелось, чтобы все меня слушали и делали то, что говорю, а авторитета я ещё не заработал. Это потом уже с опытом стал больше внимания обращать на характер боксера, его физические возможности, практиковать индивидуальный подход... Но тогда этого понимания ещё не было. Оно только-только начинало появляться. Можно сказать, что я в те годы свой тренерский стиль вырабатывал.
В «Труде» я всерьёз за дело взялся, благо, хорошую школу прошёл, и тяга ко всему новому у меня всегда была. Мне хотелось повышать свой профессиональный уровень, я пошёл к специалистам по легкой атлетике, профессорам института имени Лесгафта. Их уровень был очень высок, они олимпийских чемпионов готовили. Я интересовался, что из их методик я могу применить в боксе, чтобы развивать силу и скорость спортсменов? Они мне советовали: «Попробуйте вот это, попробуйте вот то…»
Я сам разработал недельный цикл подготовки — для каждого дня свой набор упражнений: что делать утром в понедельник, чем заниматься днём во вторник, как отдыхать и что делать после отдыха и т. д. Готовясь к Спартакиаде Ленинграда, мы командой поехали на хорошую базу в Ивангород. Когда я обратился с идеей сборов к руководству «Труда», меня, как ни странно, поддержали. «Только, — сказала мне одна из руководительниц, красивая видная женщина, — вы планчик составьте. Какое место предполагаете занять?» Я ответил, что в пятёрку войдем. Она удивилась: в десятку никогда не входили, а тут — пятое место. И сказала, что, мол, давайте скажем, что планируем восьмыми стать, а там видно будет. Ребята у меня были в основном середнячки, никаких ярких мастеров. Но на соревнованиях мы взяли первое место…
После успеха со сборной общества «Труд» я стал получать приглашения из других команд. Но все их я отклонял, и во многом из-за финансовой составляющей. Руководство «Труда» выполнило свои обещания, меня хорошо премировали за успех. Помимо ставки тренера, я был «подвешен» на нескольких предприятиях, на круг набегала очень приличная сумма заработка. Так что ради денег уходить абы куда смысла не было. Но всё же я решил уйти из «Труда», вернуться в свой родной институт Лесгафта. Это было в 1978 году. Мой друг Станислав Николаевич Белоусов, с которым мы в одной группе учились, к тому времени окончил с отличием Институт, защитил диссертацию, стал заведующим кафедрой единоборств. И он предложил мне возглавить сборную «Буревестника» — команду вузов города. Это была интересная работа, настоящий вызов, к тому же хотелось помочь другу…
Немаловажным фактором, повлиявшим на мое решение перейти на работу в Институт физкультуры, было то, что на кафедре единоборств Института тогда работал Геннадий Иванович Шатков, первый наш олимпийский чемпион по боксу, легендарная личность. Он к тому времени восстановился после перенесенного в 1969 году инсульта, но его не загружали работой, он был своего рода символом кафедры и ленинградского бокса в целом. Он держал себя в форме, совершал пробежки, его супруга Тамара Михайловна старалась контролировать его рацион, но, конечно, когда мы вместе выезжали на соревнования, это получалось не всегда. Его очень любили приглашать как почетного гостя, старались хорошо угостить…
Нередко он приглашал нас к себе домой, рассказывал о своих боях, о поездках, о том, как боксировал с Кассиусом Клеем. Мы на него смотрели как на бога в боксе. При этом Геннадий Иванович был очень скромный, приятный человек, всегда выручит, всегда подскажет. Помню, он с какой-то горечью говорил: «Вот ты молодой, тренировки проводишь в Лесгафта, а ведь кроме нас больше никто и не тренирует в Институте. Один ушёл в науку, другой занят ещё какими-то вещами…»
Никогда Геннадий Иванович не хвастался своими успехами, но мне, да, наверное, и не только мне, казалось, что он Кассиуса Клея, будущего легендарного Мохаммеда Али, на Олимпиаде в Риме победил, и только нелепое судейское решение лишило нас ещё одного олимпийского «золота» Шаткова. Как-то в Японии я упомянул о том, что знаком с советским боксером, дравшимся с Мохаммедом Али, и японцы продемонстрировали нам запись того боя, она хранилась у них в архивах. Что сказать, проиграл Геннадий Иванович Клею безусловно, шансов у него в том бою не было, но держался он очень и очень достойно…
В группе Стаса Белоусова занимался паренёк, приехавший из Магадана. Звали его Вячеслав Яковлев. Хорошие результаты показывал… Когда Стас Белоусов уже совсем плохо себя чувствовал, он преподавателям в институте сказал:
— Яковлевым будет заниматься Александр Васильевич.
Слава стал неоднократным чемпионом СССР, победителем Кубка мира и Игр доброй воли. Выиграл предолимпийский турнир в Сеуле. Трижды — в 1979, 1981, 1987 году — становился абсолютным чемпионом Советского Союза, ещё один раз — в 1980 году — занял второе место, проиграв Александру Ягубкину, будущему чемпиону мира, который тогда был в большой силе…
«Чуйка есть у каждого тренера»
Очень часто я по глазам вижу, в каком состоянии находится боксёр. Нормально ли он спал, в хорошем ли настроении проснулся, горит ли он желанием тренироваться или просто перебарывает себя, потому что так надо. Не знаю, как это у меня получается. Многие это называют «чуйкой».
Своя «чуйка», мне кажется, есть у каждого. Я вот чувствую человека, его состояние. Тут ничего особенного нет, но некоторые тренеры этого не чувствуют и перегружают ребят. Конечно, нужно соответствующее образование и опыт, который тебе даётся благодаря глубокому пониманию спорта. Если ты был не очень опытным боксёром, без специального спортивного образования хорошим тренером стать не получится. Мне, повторюсь, повезло, я учился в Институте имени Лесгафта, когда там работали талантливые люди, замечательные преподаватели. А потом, когда сам начинаешь практику, применяешь эти знания, к ним добавляется что-то заложенное в тебя природой, появляются новые идеи, новое ви́дение. И та самая «чуйка» проявляется.
Если эта «чуйка» подсказывает мне, что сегодня боксёру лучше отдохнуть, я даю ему отдых. Когда человек приходит на тренировку бодрый, весёлый, активный, ему можно давать серьёзную нагрузку. И сразу видно «кислятину»: если боксёр устал, не выспался, глаза красные, весь какой-то судорожный и нервный, значит, он где-то перенапрягся. В такой момент его лучше на прогулку отправить или дать лёгкий реабилитационный бег трусцой минут на тридцать. Важно правильно планировать нагрузку и не перегружать того, кто уже перегружен, чтобы не сделать хуже.
И здесь не имеет значения, сколько времени осталось до боя. Важно, чтобы боксёр не тратил лишние эмоции на то, чтобы делать что-то, на что у него сил не хватает в этот день.
Мелочей в боксе, да, наверное, как и в жизни, не бывает. Важно всё — что ты ешь, сколько, какие нагрузки получаешь на тренировках, как отдыхаешь.
У каждого тренера свои методы работы с учениками. Про меня вот говорят, что я никогда ни на кого не повышаю голос, ни с кем не ругаюсь, не проявляю своих эмоций. Но я тоже человек эмоциональный. Просто с годами понял, что голосом и руганью дела не поправишь. Ухудшить можно, а криком заставить спортсмена лучше боксировать невозможно. Если я все сделал правильно, то и у моего ученика в ринге будет все получаться. Какой тогда смысл тренеру орать, закатывать истерики?
Конечно, бывает, что боксёр перед выходом на ринг слишком волнуется. Тогда можно на повышенных тонах напомнить ему, что он мужик, представляет огромную страну и так далее. Повысить голос можно во время боя, просто, чтобы докричаться до своего ученика, ведь профессиональные бои собирают много зрителей, и в зале бывает шумно. А вот в перерыве тренер должен быть спокоен, его задача — сделать точные подсказки и поддержать спортсмена, добавить ему уверенности в себе.
Сейчас я и все житейские ситуации стараюсь решать без крика и ругани. Не заострять внимание на и без того острых моментах, а искать в них что-то положительное. Давно заметил, что такая тактика помогает погасить конфликт, перевести его в конструктивное обсуждение проблемы. Очень не люблю, когда в коллективе появляются любители покричать, поссорить людей друг с другом, внести раздор и интриги. Считаю таких людей самыми опасными. И стараюсь их в команду не привлекать. Уверен: если в коллективе хорошие дружеские, можно даже сказать семейные отношения, у команды всё получится.
В день юбилея Александра Зимина поздравляют его ученики и коллеги:
Владислав Белодед:
Познакомился я с Александром Васильевичем Зиминым, поступив на первый курс Университета имени Лесгафта, где Александр Васильевич был профессором на кафедре бокса. Он сразу произвел на меня самое благоприятное впечатление: он вкладывал всю душу в тренировочный процесс; высочайший профессионализм, доскональное знание своего дела сочетаются в нем с добротой — очень редкое сочетание, особенно в спорте. Я не помню случая, чтобы он повысил голос на спортсмена, как бы тяжело ни складывался бой или тренировочное занятие. И дело не только в его доброте, но и в том, что он обладает таким авторитетом, что даже если будет шепотом будет говорить — его все услышат и исполнят все его рекомендации.
Насколько я знаю, никогда у него ни с кем конфликтов не было, удивительным образом он умеет добиваться своего, убеждать своего оппонента, не ухудшая отношений, даже если это вопрос принципиальный для обеих сторон.
Никто из тренировавшихся не оставался без его внимания, причем не только в тренировочном зале, но и за его пределами. Александр Васильевич всегда живо и искренне интересовался нашим бытом, как мы отдыхаем, как восстанавливаемся, все ли у нас в порядке с учебой… Я помню, что бывали дни и, когда он звонил мне по нескольку раз в сутки. И всего через полгода тренировок под руководством Зимина я выполнил норматив мастера спорта, выиграв всероссийскую Универсиаду.
Секрет его успеха в том, что он дает именно те упражнения, которые тебе необходимы, не пытаясь гнаться за количеством: и ты делаешь то, что именно тебе и именно сейчас необходимо. И даже если он работает с командой — в частности, со сборной города — он все равно занимается с каждым спортсменом сборной индивидуально. И никогда не ломает манеру боксировать, сложившуюся у того или иного ученика. Я неоднократно слышал от него: «Не надо заново изобретать бокс. Чему тебя научили — то и реализовывай». Он сторонник того, чтобы развивать сильные стороны спортсмена, а не корректировать «слабые места».
Все пять лет, что я учился в Университете, я тренировался у него, и сейчас, уже сам став тренером, продолжаю у него учиться, тем более, что и тренером-то я стал во многом благодаря ему, он помог мне осуществить мою мечту. В наших отношениях мало что изменилось. Просто если раньше я учился у него как спортсмен, то сейчас учусь как тренер.
Я помню, что было время, когда я был единственный, чьим личным тренером он был, потом нас стало двое: Ростислав Плечко и я. Александра Васильевича отличает индивидуальный подход к спортсмену, и это, в частности, проявляется в том, что план тренировок, который он сам же и составляет, для него не догма, он вполне может отступить от него, чутко реагируя на состояние ученика.
Отдельного внимания заслуживает работа Зимина-секунданта. Он все видит и его советы всегда очень точны и доходчивы. И если ты выполняешь все его рекомендации во время боя — все у тебя получится.
Владислав Александрович Белодед — мастер спорта, неоднократный чемпион Санкт-Петербурга, победитель Универсиады Российской Федерации.
Николай Ловелиус:
Студент Института физкультуры имени П. Ф. Лесгафта Саша Зимин обладал невероятной способностью к подражанию. Я сейчас это говорю в положительном смысле. Подражание — первая стадия обучения, и Саша, конечно, замечательно «заимствовал» все лучшее, что было у его учителей, и в первую очередь, у Александра Николаевича Кудрина, руководившего боксом в Институте имени Лесгафта. Начинал Саша с подражания своим учителям, и выходило это у него очень здорово, на следующем этапе обучения происходило уже творческое переосмысление усвоенного. Среди учеников Александра Николаевича Кудрина было много в высшей степени достойных людей: можно вспомнить и Сергея Федоровича Богомолова, и Владимира Ивановича Федорова, и Бориса Григорьевича Тихонова, но Александр Васильевич, думаю, как тренер достиг наибольших высот... Спорт, а тем более спорт высших достижений, содержит конфликтный потенциал просто по определению. Один не хочет проиграть — и другой не хочет проиграть, один стремится к победе, и у другого — та же цель, настоящая драма. И чем ниже уровень культуры, тем конфликт, как правило, жестче. В этой ситуации Александр Васильевич умудрялся отстаивать свою точку зрения, не вступая ни с кем в конфронтацию… Это ещё одно определяющее его качество как тренера, как педагога, как спортивного специалиста, — он бескомпромиссен в главных вещах и при этом бесконфликтен.
Александр Васильевич в высшей степени компетентный специалист, и его тренерские установки были предельно конкретны и по-хорошему безальтернативны: «Делать надо так!», но эти самые установки не носили насильственного, что ли, характера. Он добивался своего благодаря авторитету, которым обладал с самых первых своих шагов как тренера.
Он необычайно располагает к себе. С самого начала его тренерской карьеры у него сложились добрые отношения с очень многими коллегами, и в том числе со старшими товарищами из Москвы и вообще из спортивного руководства. Он вполне мог сделать карьеру руководителя — по комсомольской, партийной, профсоюзной линии, выбиться в большие начальники. Не секрет, что многие бывшие спортсмены и тренеры пошли по этому пути, но Саша остался верен спорту, верен боксу.
.
Николай Владимирович Ловелиус — доктор биологических наук, кандидат географических наук, судья международной категории по боксу, почётный доктор наук Национального государственного университет физической культуры, спорта и здоровья имени П. Ф. Лесгафта.
Вячеслав Яковлев:
С Александром Васильевичем Зиминым я познакомился в институте имени Лесгафта, куда поступил сразу после школы. Приехал я в Ленинград из Магаданской области, где родился. Там я и боксом начал заниматься.
Собственно, выбора особого у меня не было — в моём родном городе Сусуман тогда можно было записаться либо в секцию борьбы, либо в секцию бокса. Борьба мне не нравилась, пошёл в бокс. Поначалу нам только рассказывали про бокс, самого бокса не было. Занимались у зеркала и только через год надели перчатки. Я даже уходил из секции в баскетбол, но года через два вернулся. А затем мой тренер предложил мне ехать в Ленинград и поступать в Институт имени Лесгафта.
В институте меня тренировал Станислав Николаевич Белоусов. Под его руководством я стал третьим на молодежном чемпионате СССР, выиграл международный молодежный турнир, а в 1979 году начал выступать во взрослых соревнованиях. И в конце 1979-го выиграл абсолютный чемпионат СССР.
К сожалению, вскоре Станислав Николаевич тяжело заболел. Когда он уже в больнице лежал, я пришёл его навестить и он мне сказал:
— Будешь заниматься с Зиминым.
Начали заниматься. Поначалу долго притирались друг к другу. Многое пришлось преодолевать. Себя, прежде всего. А уж потом, когда мы с Александром Васильевичем сошлись, мы, можно сказать, как отец с сыном были. Дружеские сложились отношения. Настолько, что я мог ему все свои секреты доверить. И даже если мы ругались, а такое тоже случалось, очень быстро мирились.
Ссорились мы, как ссорятся в семье, когда твой ближний тебе надоедает. Мы же постоянно на соревнованиях, на сборах вместе, рядом. Поводом могло быть любое неосторожное слово, мимоходом брошенное. Происходила стычка, он грозился уехать, я говорил: мол, ну и езжай. Но он ни разу так и не уехал. Мирились на следующий день, даже не мирились специально, не извинялись даже. А чего извиняться: не было же ничего серьёзного.
Вячеслав Юрьевич Яковлев — трёхкратный абсолютный чемпион СССР по боксу, обладатель Кубков мира и Европы, бронзовый призёр чемпионата мира, дважды серебряный призёр чемпионатов Европы, победитель Игр доброй воли 1986 года в супертяжелом весе, заслуженный мастер спорта России.