В этом году исполнится 40 лет с момента исторического события – весной 1972 года впервые в истории отечественного футбола команда областного центра – ворошиловградская «Заря» – стала чемпионом СССР. Тренер, приведший футболистов к выдающемуся успеху, – Герман Семенович Зонин. Он застал в расцвете футбольных лет Петра Дементьева и играл у Михаила Бутусова. Помнит Василия Сталина и хорошо знал великого Тарасова. Великая Отечественная война застала его практически на футбольном поле. Сколько их осталось, из того поколения… Накануне праздника Великой Победы корреспондент еженедельника «Спорт день за днем» навестил ветерана и попросил поделиться с нашими читателями воспоминаниями. Что позволило выдержать четыре страшных голодных года, чем во время войны для людей был футбол, как отмечали знаменательную дату в его командах. И, конечно же, о своей большой футбольной карьере.
Встретив у двери, сразу приглашает в комнату, больше похожую на музей: сразу натыкаюсь на большой снимок. «Это мой “Зенит” на базе в Удельной, – поясняет ветеран. – В центре в нижнем ряду Пашка Садырин, капитан». Куда ни глянь – везде грамоты, кубки, медали. Стопками возвышаются альбомы с фотографиями.
Несостоявшийся матч
— Герман Семенович, как нынче 9 Мая отмечаете?
— Нас, ветеранов, «Зенит» в доме торжеств на проспекте Гагарина собирает. Там поздравляют, общаемся. В этот раз тоже мероприятие планируется.
— Такой день чем отмечаете?
— Не люблю я это дело. Хотя дома у меня всего полно – и водка, и виски стоят.
— Первый день войны вас где застал?
— Я только пришел в юношескую команду казанского «Динамо». И вот жду с нетерпением дебюта: нам разрешили сыграть на центральном стадионе, меня капитаном выбрали. Наступает этот день, настроение у всех отличное, погода чудесная, собираемся на футбол. И тут объявляют…
— В Казань много футболистов эвакуировалось?
— «Зенит» ведь в полном составе под Казанью был, «Динамо» ленинградское. А в выходные они приезжали в Казань в футбол играть. Стадиончик-то был маленький, а народу битком. Люди через забор перелезали, практически друг на друге сидели, вокруг конная милиция. И вот играют они, и вдруг народ с трибун кричит Дементьеву: «Пека, для публики сыграй!» И как начинал тот номера вытворять – у него мяч никто отобрать не может. Это зрелище настоящей отдушиной для людей было – они в такие моменты о войне и голоде забывали.
— Сами на стадион как попадали?
— Мне пропуск полагался.
С рабочего места уносили
— К мячу во время войны притрагивались?
— Да куда там?! Я ведь авиамотористом работал, по 13 километров каждый день ходил до аэродрома. И только попробуй опоздать. Возвращался порой вообще без сил.
— Как у нас было с авиацией в начале войны?
— Да не было у нас авиации.
— Как не было?
— Наши истребители скорость только 200 километров развивали, что с такими сделаешь? Вот когда начали перегонять американские «Боинги», «Летающие Кобры», стало полегче. Я ведь, кстати, не раз порывался с экипажем улететь.
— Так и не удалось?
— Мне все говорили: «Куда ты торопишься, еще успеешь умереть».
— Самый страшный день на войне?
— Как-то подходит ко мне полковник, говорит: «Давай, Герман, со мной полетишь». Но инженер ему сказал: «Нельзя, он занят». И не отпустил. А навстречу идет, как сейчас помню, секретарь комсомольской организации Корсунов, молодой совсем, мальчишка. Он с ним и полетел. Поднялись они в воздух, пролетели 800 метров и ба-бах! Сквозь шок пробилась мысль: «Опять меня Бог спас».
— Из чего ваш дневной рацион тогда состоял?
— Да это разве рацион?! Ел черную картошку, обедать ходили – так в супе ни одной жиринки не было. Придешь с работы затемно, бухнешься без сил, а в пол-шестого опять надо вставать. Бабушка что-то сделает – и пошел на аэродром. В любую погоду.
— В обмороки падали?
— Сколько раз было – залезешь в самолет, а обратно уже за ноги вытаскивают. От голода и нагрузки сил вылезти не было.
— Футболисты как питались?
— Намного лучше. Особенно динамовцы – им ведь дополнительный паек по линии МВД полагался. В Казани напротив стадиона магазин был. И как-то подходим к стадиону, видим, Пека Дементьев пряники там купил и сидит, с жадностью ест перед игрой.
Обреченный на спорт
— Спортивная закалка помогла выживать?
— Тут не только в спортивной закалке дело. У любого человека есть внутренние резервы. И во время войны люди себя настраивали на то, что надо выжить. Будучи голодными, работая едва ли не сутками, мобилизовывали себя так, что организм выдерживал. А вот после войны у многих расслабуха пошла, сколько поумирало из-за этого! Кстати, мне работа во время войны потом в тренерском деле очень помогла.
— Это как?
— У меня ведь какая ответственность была: от того, как самолет подготовлю, жизнь людей зависела. Все надо было четко планировать и отслеживать: сделал – записал, потом проверил – снова записал. Посему, став тренером, уже был приучен все четко планировать и умел себя правильно организовать.
— О Победе как узнали?
— Мне накануне только гипс с руки сняли. Утром просыпаюсь от голоса отца: «Сын, война кончилась!» Вышли на улицу, а там музыка гремит, народу столько, что не протолкнуться, незнакомые люди друг друга поздравляют. Эх, страшное время пережили. После того, как отец на военный завод устроился, стало полегче.
— Кем он там работал?
— Главным бухгалтером.
— В футбол отец вас привел?
— У меня вся семья была спортивная. Дяди в футбол играли. Отец в футбол и в теннис. Он меня с раннего детства к спорту и приучал. По утрам говорит: «Гера, давай на зарядку». Помню, не хотелось иногда, но он в этом плане требовательным был. Так и приучил. Мне 85, а я до сих пор каждый день начинаю с упражнений.
Утка в день Победы
— В Казани кто-то из родственников остался?
— Да у меня их там 40 человек было. Помню, как всей родней раньше постоянно собирались на праздники, на Новый год все вместе пельмени лепили. А теперь только племянница, дочь родной сестры, осталась. Остальные все умерли.
— Отец с матерью там похоронены?
— Все там.
— Когда последний раз были на могиле?
— Кажется, лет восемь назад. Когда в Казань на тренерский семинар приглашали.
— Автомобиль «Победа» сколько после войны стоил?
— 16 тысяч. Только о такой машине лишь мечтать можно было. Верх шика. Из футболистов она только у Лехи Водягина из ЦСКА была.
— Как она ему досталась?
— До сих пор не понимаю.
— Пока сами играли, 9 Мая в командах святой день был?
— Собирались вместе – я, Бондаренко, Донцов, друзья к нам приходили. Я обычно на базар ходил, покупал утку, сам готовил. Они вокруг меня на кухне ходили: «Дай попробовать». А я ни в какую – «Пока на стол не поставлю, даже не мечтайте». За столом посидим, а вечером гулять выходили.
Деньги от Якушина
— Как в Ленинграде оказались?
— Я выучился после войны на зубного техника. Работал и параллельно играл за казанское «Динамо». И должен был оказаться в московском.
— Вот как?
— Якушин уже деньги на дорогу прислал. Но в Ленинграде у меня дядя был, он сказал: «Только сюда, я уже с Бутусовым договорился». Так в феврале 1949 года в городе на Неве и оказался. А следующий, 1950‑й, у меня почти весь пропал.
— В смысле?
— Перед игрой с ЦЦСА на разминке думаю, дай-ка с левой ударю. Ударил и порвал переднюю мышцу бедра. Пришлось в Кемерово ехать лечиться. Там необходимые грязи были.
— Играли защитника?
— Это потом уже. А начинал я нападающим – играл и в центре, и на фланге. А историю перевода в защиту такая. Играли с тбилисским «Динамо». В воротах Маргания стоит. Один раз смещаюсь в центр, забиваю ему. Потом опять рывок делаю и чувствую, мышцу, как обрезало. Через неделю вроде оклемался, попробовал потренироваться – вроде нормально. Вышел играть и во втором тайме снова проблемы с этой же мышцей. Уже надолго. После того как поправился, на сборе в Одессе у нас в защите играть некому было. Мне Бутусов и говорит: «Ты быстрый, в отборе хорош, сыграй ты защитника». C тех пор играл только там.
Зенитовская библиотека
— Бутусов каким был?
— Чудесный человек. Многие его считали грубым, но он просто порядок любил. Ко мне великолепно относился, я ему как сын был. Так меня и называл: «сынок». Люди часто говорили, что Михаил Павлович очень гордился тем, что я его учеником был. Кстати, я когда сам тренером стал, все время своих игроков заставлял учиться и развиваться. В «Зените» впервые ведь именно я библиотеку создал. Прямо на базе в Удельной.
— Это когда?
— В 1975‑м. Библиотекарем Жигунова назначил.
— Книги откуда приносили?
— Да прямо из дома. Какие были – по любой тематике. Потом и курсы английского языка организовал.
— Интересно.
— А что было делать? Мы за границу выезжаем, а никто, кроме меня, объясниться не может. Чуть что – сразу зовут. Я им и говорю: «Самим-то не стыдно ходить, как глухонемые? Даже с девчонками несколькими словами перекинуться не можете. Вернемся в Ленинград – начнете язык изучать». Но поначалу без толку было.
— Почему же?
— А игроки, как автобус их привозил, тут же разбегались. Но я договорился с Владимиром Агеевцем из Лесгафта, преподавателей специально на базу привозили. Там они с ребятами и занимались. Все говорил им тогда: «Елки-палки, почему вас все заставлять должен?! Тренироваться заставляю, учиться заставляю, режимить тоже заставляю. Я ведь один, где здоровье-то возьму». Сплошной яд эта работа.
— Нарушителей как выявляли?
— Да я все сразу узнавал. Кто, когда выпил и где. Как-то приходит игрок на тренировку с бодуна, мне уже все известно. Я только один раз такое прощал. Потом, кстати, создал методику, по ней керосинщики как на ладони были видны.
— Заинтриговали.
— Я четко приборами фиксировал, кто как провел игру – сколько пробежал, какую в целом нагрузку перенес. Понятно, что пульс после матча значительно выше. Но если человек в порядке, он через сутки восстановится. Я на следующий день проверяю. Если пульс до сих пор повышенный, значит, поддал. Показываю им: «Вот, смотрите. Меня-то вы можете обмануть, но сердце-то свое – никогда. Оно все показывает».
За столом с Шеном и Латтеком
— В каких странах в советское время особенно уважительно принимали?
— Да везде принимали хорошо. В том числе и в Германии. Там на тренерских семинарах с Хельмутом Шеном и Удо Латтеком много общались.
— О войне разговаривали?
— Нет. Видно было, что им эта тема неприятна.
— За счет чего немцы после поражения в войне так быстро больших успехов в футболе достигли?
— Да если бы только в футболе! Я сколько раз там был – это нация зациклена на дисциплине. Порядок во всем. Никто даже на секунду не опаздывает. После войны престиж страны им надо было возвращать, они, в том числе через спорт, это делали. А если в Германии задачу ставят, своего добиваются.
— Когда у людей отношение к армии стало портиться?
— После победы народ военных боготворил. Помню, приходил к нам в гости летчик, так вокруг него все крутились, с такой гордостью всем рассказывали, что фронтовик у нас был. А вот потом сами военные отношение к себе испохабили.
— Каким образом?
— Да в основном поведением во время застолий. Порой напивались и вели себя непотребно. Вот и увидели люди, что не стоит всю армию идеализировать.
— С какого времени это пошло?
— Да через пару лет после войны. Года с 1947‑го точно.
Звездочка от Сталина
— Вам ведь с армейскими людьми вдоволь пришлось пообщаться.
— Да, когда с ростовским СКА работал, местные генералы покоя не давали. То состав им надо заранее узнать, то план на игру хотели видеть.
— А план-то зачем?
— Один такой генерал Машков часами план утверждал. Как на войне. И ведь это не шутки. Они на полном серьезе думали, что командами могут управлять. Привез как-то генерал к нам на базу своего сына. Ходит, показывает ему все и говорит: «Вот видишь, сынок. Это наша команда. Учись хорошо, станешь генералом, тоже командой руководить будешь».
— Забавно.
— Вот Василий Сталин – совсем другой человек
— Доводилось пересекаться с ним?
— Конечно. Спорт любил по-настоящему, не на словах, а на деле командам помогал, инфраструктуру создавал, бассейны строил. У него ведь одна из жен пловчихой была. Он и в Ленинграде собирался крытый стадион строить.
— Это где?
— На Ждановской набережной. Там, где здание Военно-космической академии имени Можайского располагается.
— Что же не построил?
— Какие-то технические причины помешали. Кажется, трубы там невозможно было проложить.
— К футболистам как относился?
— Очень уважал их, на поощрения щедрый был. Как-то мы с его ВВС играли, у них такой Волков был, быстро бегал. Выдал хороший матч против нас, после игры Сталин к нему в раздевалке обращается: «Поздравляю, старший лейтенант Волков». Тот опешил, осторожно поправляет: «Василий Иосифович, лейтенант Волков». А Сталин ему: «Лейтенантом вы перед игрой были, а теперь старший лейтенант». Кстати, мое тесное общение с военными должно было начаться задолго до того, как я СКА возглавил.
Как отказал министру
— Почему?
— Я же вместо Тарасова должен был ЦСКА принимать.
— Вот как?!
— Когда еще «Зарю» тренировал, маршал Гречко мне два раза домой звонил, зазывал в ЦСКА.
— Что ж отказались? Возможности в комплектовании тогда у ЦСКА были ого-го – вам бы любого перспективного мальчишку привезли, на кого только пальцем покажете.
— Я на тот момент уже Аристову, первому секретарю ленинградского горкома, дал обещание возглавить «Зенит». Так и сказал министру обороны: «Андрей Антонович, меня в “Зените” ждут». Он мне: «Сейчас я с ними все улажу».
— А вы?
— Не надо говорю, улаживать. Я уже слово дал. К тому же мне и кандидатскую диссертацию в Ленинграде защищать надо. Он не отстает: «Здесь защитишься». С трудом отбоярился. После этого Толик Тарасов в ЦСКА и пришел.
— Почему у него в футболе не получилось?
— Так он всю подготовку из хоккея перенес. На сборе в Кудепсте у него игроки по лестнице туда-сюда до изнеможения скакали. Даже с блинами бегали и друг другу их кидали. Но футбол-то ведь не хоккей. Кстати, он ведь сюда ко мне на стажировку приезжал.
Договорняк с Тарасовым
— Вы ведь говорили, что один раз позволили себе договориться именно после его просьбы.
— Да. Он мне позвонил: «Герман, ты армию любишь?» – «Я вас люблю, Анатолий Владимирович, – отвечаю. – Отдам я вам очко». – «Ну спасибо тебе, Герман». Но во время матча понервничать ему пришлось.
— Почему?
— Мы ведем 1:0, остается пять минут. Прибегает Валя Бубукин, взволнованный. Я его успокоил: «Зачем с итоговым результатом торопиться – вдруг кто-то случайно второй гол забьет, что делать тогда будем? Передай Тарасову, что все будет нормально». В концовке Копейкин сравнял счет, 1:1 и закончили.
— А как вы установку «помочь» до игроков доносили?
— Очень просто. Они знали о моих хороших отношениях с Тарасовым. Он ведь сюда ко мне на стажировку приезжал. И хоть денег нам не предлагали, никто помочь не отказался.
— Что делали с теми, кто отказывался?
— Со мной больше таких прецедентов не было. Но знаю, в ленинградском «Динамо» забавный случай был. Команда решила сдать матч, но был там такой защитник Сафронов. Ему ничего не сообщили. Нападающие соперника ничего не понимают: он бьется против них как лев, мяч принять не дает. И чем ближе к концу, тем жестче и внимательней он играет. Так забить и не смогли.
— Почему он был не в курсе?
— Кто его знает. Может быть, думали, один игрок не способен повлиять на «сценарий». Ошибались.
— Решая помочь Тарасову, не боялись такой компромат на себя заводить?
— Да у меня это единственный случай был! А что другие творили – я и тогда об этом открыто писал и говорил. Да все без толку.
Удивили Качалина
— Откуда эта зараза в советском футболе пошла?
— С Лобановского. Или вы думаете, это сказки, что он придумал формулу «два очка дома – одно на выезде»? А потом требование отдавать очки Киеву с ЦК КП Украины начали спускать.
— Неужели до 70‑х годов договорных матчей в СССР не было?
— Были. Но как единичные случаи. Не система. Повально это именно с начала 70‑х началось. И все ведь на Украине дарили «Динамо» очки. Кроме моей «Зари».
— Трудно было отказывать?
— Я сразу сказал Шевченко, секретарю ворошиловградского обкома: «В этих играх участвовать не собираюсь. Пусть попробуют нас честно обыграть». Наверняка доставалось ему за меня от Щербицкого. (Смеется.) Интересно получилось, когда мы в 1972 году чемпионами с «Зарей» стали. Приезжает Шевченко на съезд партии, ему говорят: «Поздравляем вас». Он говорит, мол, да, в этом году нам удалось повысить количество добычи угля, увеличить отдачу от сельского хозяйства, продолжает перечислять промышленные и научные достижения, его первый секретарь ЦК КП Украины останавливает: «Да не с этим же вас поздравляем, а с футбольной командой!» (Смеется.)
— Кто из коллег ваш успех отметил?
— Качалин на тренерском совете сказал: «Зонин обыграл нас потому, что работает по новой методике, упражнения интересные придумывает. Мы таких и не знаем даже, все на старом багаже пытаемся выехать. Потому и проигрываем ему». Он мне потом рассказал, как мы перед игрой в Тбилиси его удивили.
— Чем же?
— Приезжаем туда на матч с его «Динамо». И Качалин вспоминает: «Вижу, выходит “Заря” на разминку и ничего не понимаю. Двигаются так резво, будто это и не разминка вовсе, а полноценная тренировка. Думаю, что же они в игре-то будут делать? Сил у них не останется – тепленькими их возьмем». Но не тут-то было – у меня команда уже давно была адаптирована к большим нагрузкам и высоким скоростям – обыграли мы там «Динамо». Я ведь первым в команде научную группу создал – возможности и функциональное состояние игроков знал досконально.
Наказ отца Заварова
— Кто самый талантливый игрок из тех, с кем работали?
— Заваров, пожалуй. По манере на Аршавина похож – тоже с мячом на «ты», непредсказуем, в любую секунду оторваться может. Только если Андрей больше на передней линии играет, то Заваров чаще из глубины действовал. Да и поразнообразнее Аршавина все же был.
— Вам ведь в СКА пришлось помучиться с ним?
— Еще как! Куролесили они с Гамулой будь здоров, режим нарушали на «ура». Гамулу-то я в часть в наказание отправлял, в том числе и Заварову в назидание. Ко мне ведь отец его из Луганска приезжал.
— И что говорил?
— Говорил: «Вы все что хотите с ним делайте. И чем строже, тем лучше».
— Насколько Заваров раскрылся?
— В Союзе был одним из лучших, но ведь мог и европейской звездой стать.
— Думаете, мог?
— В «Ювентусе» люди в футболе понимают, наверное. А его на место Платини брали.
— Почему там не стал большой фигурой?
— Если я в Ростове и Лобановский в Киеве его держали в узде, то в Италии он получил свободу. И организовать себя как надо не смог.
Идеальные условия
— Где чувствовали к себе наибольшее уважение, как к тренеру?
— В Бирме. Меня там не просто уважали – боготворили. Все, что ни скажу – выполнялось, никто в мою работу влезать не пытался. По улице идешь или едешь на машине, так, когда узнавали, с почтением говорили: «Это наш коуч». Когда делегация наших тренеров туда приехала, все поразились условиям, которые у меня были.
— Что за условия?
— Ездил я на английском «Моррисе», а жил в отдельном двухэтажном особняке. Наши ко мне в гости приехали, я им шикарный стол накрыл. Симонян посмотрел на это: «Вот так должен жить советский тренер».
— Когда у нас на футбол семьями перестали ходить?
— Когда организованное фанатское движение началось. С тех пор агрессия в наш футбол стала проникать безостановочно. Многие люди обходят стадион стороной, потому что зачастую он не место для отдыха, а поле для боевых действий. И ведь сколько ни говори, как клубы ни наказывай, хулиганства и вандализма меньше не становится.
— Реально у нас таких фанатов держать в узде?
— Так все от безнаказанности! Вы создайте систему, научитесь оперативно и регулярно хулиганов и зачинщиков выявлять. Не может это быть проблемой при нынешних технических возможностях и бюджетах клубов. Но главное – закон должен таких индивидуумов организовывать. У меня вот случай в Ростове был – играем, ведем 2:0. Вдруг на трибуне начинается бардак. Судья подходит: «Я сейчас прекращу матч». Пришлось к этой трибуне самому идти. Поднимаю руку, говорю: «Послушайте меня. Вы чего добиваетесь? Хотите, чтобы нам поражение засчитали? Быстро зачинщиков сюда спустите».
— А дальше?
— Не проходит и двух минут, как выволакивают какого-то хулигана, еле на ногах стоит, физиономия разбита. Его милиция забирает, уводит. И тут же по стадиону объявляют его фамилию и говорят: «Наказан на 15 суток». Все! Если каждый будет знать, что не просто будет наказан, а еще публично ославится, то желающих жечь файеры, ломать сиденья и выбегать на поле станет гораздо меньше. Но законы-то где?
Как я был председателем обкома
— Пока тренером были, на улицах интересные встречи с народом происходили?
— Мне больше запомнился случай, когда меня приняли за партийного деятеля.
— За кого?
— За депутата Гидаспова, он первым секретарем обкома и горкома был. Как раз начался дефицит, спиртного было не достать. И вот пошел я в магазин, вижу, длинная очередь стоит за коньяком. Встаю тоже. Почти сразу замечаю, как на меня со всех сторон оборачиваются. Один мужик не выдержал, подошел: «Товарищ Гидаспов, вы-то зачем здесь стоите? Неужели вам домой не принесут»? «Я должен быть вместе с народом», – отвечаю. (Смеется.) Или как-то еду по Кировскому проспекту, меня заприметил писатель Бондарев. Подбегает к машине: «Можно я к вам на прием приду?» «Приходите, буду вас ждать»…
— C кем из ровесников в праздник созвонитесь?
— С Симоняном. Нас и осталось-то в живых из того поколения – Симонян, Парамонов да я. Когда вспоминаем тех, кто недавно от нас ушел, Никита говорит: «Герман, бомбы рвутся рядом».