25 января – день памяти Эрнеста Серебренникова, ушедшего из жизни ровно год назад. О выдающемся отечественном спортивном журналисте, олицетворяющем сразу несколько эпох в жизни ленинградского и петербургского телевидения, вспоминают ветеран тенниса Роман Гродницкий, писатель Алексей Самойлов и режиссер спортивных трансляций Ян Садеков.
Роман Гродницкий: С Эриком мы были знакомы семьдесят лет
Меня очень любил его тренер Павел Маркович Майданский, руководивший секцией тенниса Ленинградского дворца пионеров. Из этой секции в сборную города входил Костя Маевский, вместе с которым я выступал, и однажды, когда Костя заболел, Павел Маркович попросил меня выступить в паре с Эриком, и в 1950 году мы стали победителями первенства города по теннису среди юношей в паре.
Со временем я стал профессионалом, через несколько лет выиграл чемпионат Союза, входил в сборную страны, а Эрик оставил теннис. И в те годы, и много позже, когда мы встречались на корте уже в зрелом возрасте, Эрик очень любил играть у сетки, он был «сеточником», как говорят теннисисты, такой способ игры требует особых качеств, в частности, хорошей реакции и скоростной выносливости, и Эрик обладал этим в должной мере.
По манере игры и внешности он напоминал известного игрока и тренера Семена Павловича Белиц-Геймана. Оба приземистые, по-хорошему агрессивные, активные... Павлу Марковичу манера игры Эрика очень нравилась. Собственно, поэтому он и поставил нас тогда в пару.
Играл он уж точно не хуже меня, и вполне мог добиться в теннисе не меньших успехов, но он выбрал свой путь в жизни, поступил в Кораблестроительный институт, занимался театром, но этот период его жизни я знаю не очень хорошо.
В те годы мы не общались, а впоследствии Эрик мне об этих годах рассказывал мне немного.
Встретились мы вновь спустя несколько лет, когда Эрик уже работал на радио и телевидении. Я дружил с Виктором Сергеевичем Набутовым, он работал в редакции спортивных программ Ленинградского радио, а я, начиная с 1963 года, был инструктором по агитации и пропаганде спортивного клуба ЛОМО, и позже – руководителем орготдела спортивного клуба объединения «Скороход».
Я делал передачи для заводского радио и приносил Виктору Сергеевичу пленки с их записями, которые Виктор Сергеевич использовал в работе, и Виктор Сергеевич рекомендовал меня к работе на телевидении. Я, в частности, комментировал теннис, а в 1972 году мы с Борисом Клецко и Борисом Герштом придумали телепередачу «Папа, мама и я – спортивная семья», которая шла в течение 14 лет и даже какое-то время выходила на Первом канале.
Но я не был штатным работником телевидения и радио – на протяжении тридцати лет работал в профсоюзном спорте, в частности, возглавлял спортивный отдел обкома предприятий оборонной промышленности, мне были подведомственны 43 предприятия, среди которых и гиганты ленинградской индустрии: «Большевик», «Кировский завод», – и сюжеты о спортивной жизни ленинградских предприятий я часто приносил на радио и ТВ, где встречался и работал с Эриком.
Мы часто сталкивались на теннисных соревнованиях. Я бывал на всех крупных турнирах, которые проходили в Санкт-Петербурге в последние десятилетия: Saint-Petersburg Open, Ladie’s Trophy, – на этих соревнованиях мы с ним и встречались, тем более что Эрик нередко приглашал меня или председателя Федерации тенниса Санкт-Петербурга Игоря Джелепова комментировать их. И в паре с Эриком у нас неплохо получалось вести репортажи, как когда-то получалось играть в паре.
Мы друг друга очень хорошо чувствовали и понимали. В частном общении мы разговаривал в основном о теннисе, теннис был нашей общей любовью на протяжении всех этих семидесяти лет. Последний раз я видел его турнире Saint-Petersburg Open в 2019 году, он был в прекрасной форме, я знал, что он продолжает выходить на корт…
Если характеризовать Эрика совсем коротко, это был очень талантливый, очень интеллигентный и очень порядочный человек. И очень скромный. Несмотря на то, что он как телевизионный человек дал большое количество интервью, сам он не любил, чтобы про него писали, это я могу сказать абсолютно точно.
Алексей Самойлов: Моя дочь впервые видела человека, говорящего больше, чем я…
Первая история про Эрика Серебренникова, которую я вспомнил, когда меня попросили поделиться воспоминаниями о нем, такая.
Один телевизионный начальник позвонил во время спортивной трансляции (шел, если не ошибаюсь, баскетбольный матч) на студию и потребовал Серебренникова к телефону. Ему передали, что Эрнест Наумович подойти не может и перезвонит.
Когда Эрик ему позвонил, начальник начал ему выговаривать: мол, почему не подходите к телефону, когда вам звонят, почему я должен ждать, когда вы перезвоните… Эрик спокойно ответил, что от его работы, которую он прервать не мог, зависело то, какую картинку увидят город и страна, и перезвонил он, как только смог.
– Мы с вами еще разберемся! – возмущался начальник.
– Вы на меня, во-первых, не кричите, – спокойно ответил Эрик. – Во-вторых, я перезвонил вам при первой возможности.
Начальник осекся и продолжил менее уверенным тоном:
– Когда вам звонит директор студии, нужно бросать все и идти к телефону.
– Я позвонил тогда, когда смог, – повторил Эрик.
– Ну ладно, – произнес начальник уже миролюбиво и сказал, почему, собственно, звонил, – Вы часто показывали Михаила Дудина во время эфира, а рядом с ним сидел человек, явно пьяный. Руками размахивает, с Дудиным обнимается...
Сейчас уже нужно пояснять, что Михаил Дудин – знаменитый советский поэт, он был заядлым болельщиком и ни одного серьезного матча не пропускал… Эрик сказал, что ничего подобного, рядом с Дудиным сидел известный журналист и писатель Алексей Самойлов: «Он не был пьян, просто он очень темпераментный, он всегда такой…»
Не скажу, что мы были с Эриком, с Эрнестом Наумовичем, близкими друзьями, но точно – хорошими приятелями, и много чего друг другу рассказывали. Нас многое сближало – например, то, что мы родились в один год и в один календарный день, правда, с разницей в пять месяцев, и страсть к рассказыванию историй или, если угодно, к многоглаголанию.
В 1978 году режиссер Виктор Семенюк и я, как автор сценария, стали лауреатами фестиваля спортивного кино в Ленинграде за фильм «Уравнение с шестью известными». Банкет, на котором нас чествовали, вел Эрик, и моя дочь-подросток, которая там присутствовала, испуганно сказала, глядя на него: «Первый раз вижу человека, который говорит больше, чем мой папа...»
Впрочем, один раз, при всей нашей взаимной симпатии, у нас с Эриком случилась размолвка. В конце восьмидесятых вышел книжный сборник «Конфликт», посвященный острым ситуациям в спорте. Была там и моя статья о противостоянии главного тренера хоккейного ЦСКА Виктора Тихонова и его игроков. Эрик пригласил меня на телевидение рассказать об этой книге, интервью со мной, которое он вел, получилось довольно своеобразным. Он говорил, говорил, потом спрашивал меня:
– Так?
– Так, – отвечал я, – и Эрик продолжал рассказывать о книге и снова обращался ко мне.
– Да?
– Да, – подтверждал я.
Съемка закончилась. Он протягивает руку:
– Спасибо, Леша, хорошо поработали.
Я был разозлен: это ты хорошо поработал! Вообще-то ты меня пригласил, чтобы я о книге рассказывал, а не поддакивал тебе. Ты же мне слова не дал сказать!
Эрик на меня обиделся, но Геннадий Орлов, который тогда был главным редактором спортивных программ, как-то эту ситуацию урегулировал.
На следующий день я вновь пришел в студию. Эрик по новой записал интервью, на этот раз дав мне возможность высказаться, и мы вновь расстались в самых добрых чувствах друг к другу.
При всех этих курьезах, о которых сегодня вспоминаешь с улыбкой, Эрик, конечно, был выдающимся профессионалом. Аркадий Ратнер, возглавлявший в 1970-е – 1980-е службу спортивных комментаторов на Центральном телевидении, очень точно заметил, что с приходом поколения Серебренникова главными на ТВ стали режиссеры, а не комментаторы, как раньше. Режиссеры теперь побеждали за явным преимуществом, именно они определяли, каким становилось телевидение. И среди тех, кто определял развитие телевидения, был и Эрнест Серебренников.
Невероятно обаятельный, Эрик был при этом очень закрытым человеком и в свою частную жизнь никого не пускал.
Я, например, будучи очень долго с ним знаком, знаю о ней совсем немного: он очень трогательно заботился о маме, с которой прожил много лет; назвал сына в честь безвременно скончавшегося младшего брата…
В нем до самой кончины сохранялась какая-то детская незамутненность души. Как говорил Феллини в интервью незадолго до смерти: «Я состарился, но так и не вырос».
Люди, которые сохраняют детскость души, – это люди очень высокого разбора. Этим Эрик был очень близок и дорог мне. Таким я его и буду помнить.
Ян Садеков: Из тридцати режиссеров только Эрик знал, чем будет заниматься
Мы с Эрнестом Серебренниковым одногодки. Несмотря на то что работали мы в одной сфере и у нас одна профессия – режиссер телевизионных спортивных трансляций – довольно долго мы не были знакомы, но, конечно, я имел представление о его работе: передач из Ленинграда тогда было много. Я знал, что это отличный режиссер и спортивный комментатор.
Повод с ним познакомиться появился, когда Москва была выбрана столицей Олимпиады-80, а меня назначили главным режиссером Олимпийских игр. И тут я сразу задумался о режиссерах, с которыми мне предстояло работать.
Мы с заместителем главного редактора главной редакции спортивных программ Рудольфом Федоровичем Незвецким составили список режиссеров спортивных редакций всех союзных республик, всех автономных областей и крупнейших городов Советского Союза, начиная с Питера, естественно. И пошли с этим списком к Генриху Юшкявичусу, заместителю председателя Гостелерадио Сергея Лапина.
Юшкявичус отвечал за техническое обеспечение. И Лапин с Генрихом сказали: обеспечить техникой главную редакцию спортивных программ, дать все, что они просят. А что касается людей – обеспечить им вызовы, как просит Садеков.
Режиссеров в нашем списке было больше тридцати, страшное дело. В назначенное время со всей страны приезжают режиссеры, их обеспечили общежитием, и у нас каждый день в десять утра начинались занятия. Естественно, мы пошли на все спортивные арены.
Мы с самого начала строили наше общение так, чтобы в идеале все режиссеры должны были знать, как работать на соревнованиях по всем видам спорта. Еще никто не знал, кто где будет занят. И только Эрика я с самого начала попросил: «Эрик, можешь поработать на плавании?» Он в ответ: «Никаких проблем».
Где будет работать Эрик, я знал с первого дня, с остальными решилось уже потом: кто-то выбрал себе тот или иной вид спорта, кого-то пришлось назначить…
У нас была замечательная команда. После занятий мы собирались в общежитии, обсуждали сделанное за день, просто по-товарищески беседовали, и эти разговоры нас сплотили и породнили… Несмотря на то что внутренняя конкуренция ощущалась (куда же без этого?), отношения были самые теплые. Никогда этого не забуду.
Это был 1978 год. Вскоре мы с Рудольфом Федоровичем составили окончательный список с распределением по видам спорта, представили руководству. И конец 1978 года, и весь 1979-й мы тренировались.
Эрик и его бригада снимала все соревнования по плаванию в СССР. И даже когда снятое не шло в эфир ни по одному из каналов, все записи доставлялись в Москву, мы смотрели, обсуждали… Спартакиада народов СССР 1979 года стала у нас генеральной репетицией. Ее мы прошли хорошо, продолжили работу до Олимпиады...
Когда после Олимпийских игр мы поехали в Лозанну рассказывать Олимпийскому комитету о проделанной работе, нас встречали аплодисментами. Все говорили, что Олимпиаду в Москве провели блестяще, и в том числе в том, что касалось телевидения. И в этом немалая заслуга Эрика, трансляции соревнований по плаванию были превосходны.
Эрик был замечательный экспериментатор, чего стоят его всегда интересные, часто парадоксальные и неожиданные зрительские врезки во время репортажей. Эрик, как и все телевизионные люди нашего поколения, не оставил после себя каких-то теоретических трудов, да и воспоминаний не написал. Ничего мы не оставляем после себя, да и бесполезно это, все равно нынешние делают все по-своему, будто до них никого не было, и они первые…
Мы с Эриком потом еще вместе работали в 1986 году на Играх Доброй Воли в Москве, на Играх Доброй Воли в Санкт-Петербурге в 1994 году... Отдали все силы, чтобы радовать людей, и он прекрасно работал, приятно было смотреть, да и я старался не оплошать.
Я любил с ним работать, общаться в неофициальной обстановке, выпивать, просто разговаривать о жизни. Эрнест Наумович был замечательный устный рассказчик, анекдоты рассказывал, как большой актер, всегда сохраняя невозмутимое выражение лица.
Как летит время. Как жаль, что он ушел.