Hа плечи атлетов и тренеров ложится не только нагрузка, но и большая ответственность: «эшафоты», на которых в 2012 году наверняка полетят головы неудачников, строятся уже сейчас. И каждый, кто берет на себя руководство командой в такой час, должен прекрасно понимать, чем все это может обернуться. Один из таких тренеров – недавно возглавивший сборную России по прыжкам на батуте Алексей Рыжков. «Спорт день за днем» побывал на его тренировке и выяснил, зачем специалисту понадобилось портить себе нервы.
Вернуться на позиции
«А ну построились! Что за разговоры, демократию себе устроили! Разминаемся!» – нынешние и будущие таланты юношеской и молодежной сборных беспрекословно начинают делать сальто и кувырки на полу, готовясь к более сложным упражнениям на батуте. А такой грозный тренер вдруг становится мягким и улыбчивым – «своим парнем».
– Я не деспот, поддерживаю теорию пряника и кнута, – объясняет Алексей Рыжков. – Меня воспитывали только кнутом, я считаю это категорически неправильным. Но и пряником одним кормить нельзя: они расслабляются и начинают думать, что им все позволено, ленятся. Конечно, эмоции несколько преувеличены, но это становится очень важным на соревнованиях, где мы не можем разговаривать во время выступления. Благодаря эмоциональным тренировкам тут, там нам достаточно обменяться взглядами.
Когда прыжки на батуте включили в программу Олимпийских игр в 2000 году в Сиднее, российская спортивная общественность ликовала: на тот момент никого сильнее нас в этом виде не было. Что и подтвердил первый турнир: Александр Москаленко и Ирина Караваева стали первыми олимпийскими чемпионами. Следующая Олимпиада в Афинах принесла Москаленко уже серебряную медаль, а Караваева не смогла попасть даже в финал состязания. Пекин же в 2008 году оставил всех россиян за чертой призеров, притом что Караваева и тут могла победить. Но нелепая ошибка на приземлении после сложнейшей программы отняла у нее 2,5 балла и поставила на пятое место. От первого его отделяло меньше двух очков. А на лидирующие позиции привычно выскочили из ниоткуда китайцы с незапоминающимися именами. Так что задача на Лондон максимально проста и сложна одновременно – вернуть все как было.
С: Вы не боялись брать на себя ответственность старшего тренера?
Конечно, боялся. Только, знаете, я ощущал ответственность за судьбу других людей, спортсменов, а не за свою собственную. Если что, я смогу свои решения, действия объяснить любому человеку – мне не важен его ранг, будь это министр спорта или президент страны. Меня не интересует материальная составляющая. Меня не интересуют отчеты перед чиновниками. Меня волнуют только люди.
С: Есть причины для беспокойства за них?
Еще бы. Видите ли, наша олимпийская история началась с такого фурора, что теперь перед нами большая задача. С введением нашего вида в олимпийскую программу все изменилось. Допустим, известна Ира Караваева. Но не стоит забывать, что до нее были такие же чемпионки мира, такие же прославленные спортсменки – ведь с 1974 года в женском батуте мы были доминирующими. И если бы у других спортсменок тоже был стимул работать ради олимпийской медали, они были бы еще ярче.
С: Теперь они как раз имеются.
Но посмотрите динамику: в Сиднее у нас два олимпийских чемпиона. Александру было тогда 29 лет. При условии того, что первый чемпионат мира он выиграл в 1990 году, то бишь 10 лет удерживался на пике, – это очень высокий показатель. И Ирина Караваева, которая свой первый чемпионат мира выиграла в 1994 году. Шесть лет спортсмены были на пике формы. В Афинах уже первый был сигнал, даже колокол, что Москаленко стал серебряным призером. Но многие тогда еще не верили в то, что у нас что-то не так. Момент разочарования наступил в Пекине, когда двое юношей при лучшем своем исполнении заняли шестое-седьмое места, а Ирина допустила эту нелепую ошибку…
С: Спортивная случайность.
Просто злой рок! Но важно еще и то, что она одна, понимаете, из двух спортсменок она одна попала в финал. Мы постоянно говорим об Ирине, об Ирине, об Ирине… Вот тут проблема в том, что мы не говорим о других.
С: Так давайте поговорим. О ком можно?
А сейчас в сборной спортсменок уровня Караваевой просто нет. Ее феномен – это талант, умноженный на непомерное трудолюбие. У нас есть два явных середнячка – это Вика Воронина из Ростовской области и Галя Гончаренко из Санкт-Петербурга. Галя в прошлом году была бронзовым призером чемпионата Европы. Что касается чемпионата мира… Виктория Воронина в 2009 году, два года назад, в финальной части стала пятой. На прошлом чемпионате мира опять одна только Ирина была в финальной части. Подытоживая, можно сказать, что наши результаты ухудшились на порядок по сравнению с прошлыми годами. Если раньше на мировом уровне вся сборная боролась за второе-третье места на чемпионате мира, то сейчас – за те же места, только после китайцев.
Спортивный копипаст
Олимпийскими чемпионами Пекина стали Лу Чуньлун и Хэ Вэньна. Как и победители многих других дисциплин, они появились в своем виде если не внезапно, то почти. Выиграли – и стали незаметно отступать, пропуская вперед более молодых соотечественников. По мнению подавляющего большинства специалистов, такому успеху Китай обязан огромному человеческому ресурсу, который он использует весьма грамотно. У нас так почему-то не могут.
С: Чем китайская техника отличается от нашей?
Ничем. Это наша советская система, которая отлично работала раньше и здесь. Китайский феномен – это талант копирования, помноженный на трудолюбие и на количество единиц, из которых можно производить отсев. У них скамейка запасных, грубо говоря, сто человек, а у нас – десять.
С: Но и у нас, наверное, можно было бы набрать скамейку – страна немаленькая.
Там сама система жизни другая. Я был в Китае очень много раз, поездил по всем их центрам – ничего нового абсолютно, советская система 50–60-х годов. Интернаты с ранней специализацией: детей шести-семи лет взращивают, допустим, на спортивной гимнастике – это база. Потом они достигают какого-то возраста – и их разделяют по специализациям: допустим, кого-то – на батут, кого-то оставляют в гимнастике, кого-то – в художественную. И погнали, погнали трехразовые тренировки в день. Плюс у них группы маленькие – по пять-шесть человек.
С: Выходит, они работают почти индивидуально.
Да. У нас, чтобы получать ставку, нужно набрать три группы по 15 человек – 45 человек. Это просто можно шизануться! В Китае же маленькие группы работают как часы.
С: На самом деле звучит довольно угнетающе. Что эти «часовые винтики» будут делать после своей победы, когда их оттеснят молодые конкуренты? Их же очень много.
Я тоже этим интересовался. Так вот: люди, показавшие мало-мальский результат, остаются в системе управления. Становятся тренерами, менеджерами.Им официально предоставляется место, а не по протекциям и просьбам, просто они, вырастая в этой системе, уже бронируют себе будущее. В этом и отличие нас от них: мы все больше думаем, у нас работает эдакая инженерная мысль – «А что бы такого еще придумать?». А у них на спорт уже работает вся структура – аналитика, медицина, новейшие технологии, фармакология последних лет. Вот и выходит, что мы как начали отставать, так и продолжаем.
Котята на батуте
Российским центром прыжков на батуте считается Краснодар. Там находится несколько специализированных школ и специальных секций, именно оттуда поднимаются на пьедестал чемпионы мира. Однако на сегодняшний момент самой лучшей базой все равно является та, что появилась в подмосковном Новогорске. Она новая и, наверное, единственная в стране соответствует всем правилам вида и нормам безопасности – хотя и остальные залы не бедствуют. Тренерам хуже – они, как и многие специалисты в России, получают очень маленькие зарплаты. И все же от команды ждут максимальных квот на Олимпиаду.
С: Какие конкретно задачи перед вами ставятся?
Я не так давно занял эту должность, поэтому пока важно систематизировать работу. Впрочем, ничего нового я выдумывать не собираюсь, советская система отлично работала. Пытаюсь исправить что-то в области восстановления спортсменов, чтобы их поберечь. Например, будучи в Новогорске, беседовал со многими врачами различных сборных, потому что мне интересны методы восстановления работы в среднегорье и в высокогорье, насколько хватает спортсменов, как «спустить» их на равнину и прочее.
С: Вы, думаю, уже успели столкнуться с тем, что у нас в этих областях серьезные пробелы.
Да, особенно с врачами. Я не думал, что проблема так колоссальна. Наше медицинское обеспечение вообще не имеет отношения к Министерству спорта. И вот людей приглашают работать, обещают приличные зарплаты, условия труда. И те приезжают на базы. А что такое сборы? Крыша может поехать, потому что там тяжеловато находиться. Это как в подводной лодке. И когда мне врач нашей команды сказала, что она получает 13,5 тысяч, проработав с командой не один сбор, я, конечно, был удивлен. Зато совсем не странно, что вскоре встал вопрос о ее уходе. А я просто испугался. У нас текучка врачей – а хороших специалистов найти не так просто.
С: А психологи как, по-вашему, нужны?
Я думаю, что нужны. Но важно, чтобы они работали прежде всего в связке с тренером. Спортсмен как котенок – вот просто слепой, безмозглый котенок, которого нужно направлять. Через время он все поймет. Это когда он вырастает, делает себе имя, тогда уже можно говорить о некой связке «тренер – спортсмен». А до этого он совершенно не соображает, что ему делать, им надо руководить от и до.
С: Многие считают, что спортсмен важнее.
У нас сейчас политика государственная направлена только на спортсмена. В него вкладываются огромные средства, по-настоящему большие деньги. У нас есть президентские стипендии, гранты, зарплаты Госкомспорта… Это больше пятидесяти тысяч в месяц, и чтобы их получать, надо выиграть, допустим, первенство Европы в олимпийской дисциплине.
С: То есть это юниоры.
Да, спортсмены 15–16 лет получают вот такие деньги. И их направляет тренер, который получает раз в пять меньше. Не понимаю этого, не вижу стимула для развития нашей профессии, просто обидно за нее, если честно. Ну как можно говорить, что все должно быть направлено на спортсмена? Это путь в никуда. Спортсмены – как грибы возле тренера. Не будет тренера, не будет спортсмена. Продержится лет пять такая система, и на спорте можно ставить крест.
С: Уже сейчас тренеры уезжают к другим сборным.
Да все просто поуезжали. И очень становится обидно, когда на тех же кубках мира или чемпионатах мира или Европы мы встречаемся вместе, представляя разные страны.
С: Возможно, надо просто сделать свой вид популярным, чтобы положение улучшилось? Какие цели перед вами ставятся к Олимпийским играм?
До Лондона еще нужно дожить. Лицензирование будет проходить на чемпионате мира, который состоится в ноябре в Бирмингеме. Спортсмены, которые попадут в финальную часть, будут зарабатывать лицензии. Всего их четыре – по две у мужчин и женщин. Конечно, надежда умирает последней, но я все-таки надеюсь, что мы у мужчин возьмем при лучшем раскладе две лицензии. Если возьмем все четыре – будет, конечно, идеально.
С: И у женщин вы все же надеетесь прежде всего на Ирину Караваеву.
Надо признаться, да. Хотя ей уже 36 лет, но равных ей все равно нет и не будет в России, это я могу сказать точно. Если мы сейчас уберем Караваеву из сборной, то, мне кажется, места мы займем плачевные.
С: Значит, одну из двух лицензий, про которые вы говорите, должна взять Ирина?
Да, должна, она должна ее завоевать. Сейчас она восстанавливается после операции, но будет готовиться к чемпионату мира. Там будет тяжело: и мы, и Канада, и англичанки. У них сейчас есть очень приличные девочки, которые могут побороться не просто за лицензии, а за призы на Олимпийских играх.
С: А наши ребята неужели ни на что не могут рассчитывать? Те, которые не Караваева?
Знаете, над чем надо работать? Сейчас нужно просто зашориваться, как лошадь, от всего вообще. Лошадкам ставят такие шторки… Если у людей стоят какие-то принципы в жизни, если они хотят чего-то, то должны быть кровь, пот, слезы, лишения. И все – и погнали, погнали, погнали. По-другому у нас быть не может.