Те же люди, те же туристы, тот же город. Разве что в нем больше стало китайцев, но так это везде. Приехав ранней весной в Питер, я рот открыл от изумления — сколько же в тот день мигрировало по Невскому жителей Поднебесной.
Вот и в Париже за день до открытия Евро-2016 китайцы оккупировали, казалось, все возможные места.
Вереница одинаково одетых и одинаково выглядящих азиатов перетекала с лестницы на лестницу по Эйфелевой башне. Толпами они вливались в недра Галери Лафайет — той, что прямо у парижской оперы. И в каждом ресторане в центре они весело чирикали на своем древнем певучем языке.
На какое-то мгновение мне начало казаться, что на дворе не 2016-й, а 1998-й. Что время швырнуло меня вспять, в дни того самого удивительного мундиаля, ставшего для Франции золотым. Китайцы никак не вписывались в парадигму старосветского футбольного междусобойчика, но вероятно им просто хотелось обогатить свои фотоальбомы в социальных сетях мириадами снимков на- или вокруг стадионов. Одинокие бразильцы в поло или куртках лучшей в мире национальной сборной выглядели на их фоне сиротливо. Но они тоже встречались в центре Парижа, словно застряли здесь с того самого злополучного для них финала-98 и никак не находили в себе сил уехать.
Мне на глаза попалась даже семья болельщиков из Сальвадора. Форма их сборной вероятно была той самой последней нитью, что удерживала их связь со сборной. И сальвадорцы источали окрест себя такую же грусть, как и бразильцы. Это был точно не их праздник, и точно не их город. Чтобы развеселиться, им требовалось солнце, пляж, мяч и какая-то развеселая простая музыка, словно напетая прибоем. Те волшебные звуки, что звучали у оперы, их не устраивали вовсе.
Зато мне классика была по душе. Она словно уверяла — с Парижем все в порядке, несмотря на чудовищный прошлый ноябрь или забастовку профсоюзов, начатую специально под Евро. Первый час я испытывал тревогу, непроизвольно дергаясь от каждого слишком громкого звука и стремясь держаться подальше от мрачных типов арабской внешности. Потом это потихоньку прошло. Отчасти успокоиться помогли молодые серьезные люди в камуфляже, руками в перчатках державшие оружие угрожающего вида. В каждом патрульном отряде их было минимум трое и все они были очень важные от вырывающегося наружу чувства повышенной ответственности.
Особенно выгодно они смотрели на фоне Эйфелевой башни и синих баннеров со словом «Париж», развешанных повсюду. В 1998-м такую рекламу надо было хорошенько поискать, прежде чем найти. Сейчас же ты натыкаешься на нее повсюду.
Я погулял по французской столице, съел круассан, а позже виноградных улиток и луковый суп, чтобы не упустить ни одного из возможных впечатлений от поездки. Мимо меня проносился людской поток и недавние страхи казались совершенно ложными. Бегали дети, целовались влюбленные, наслаждались неспешностью старики.
Париж много что повидал на своем веку, думал я. Он переживает и Евро, и забастовки, и террористов.
Полагаю, так могли думать многие.
И вероятно это было действительно так.